В это же время Дамаянти вышла к судоходной реке, близ которой, повторяя ее извивы, змеилась дорога. Ее потянуло к людям, и она пристала к пестрому сборищу путников, лошадей с повозками, слонов и верблюдов, какое называют караваном.

При виде Дамаянти, полунагой, прикрытой, как покрывалом, длинными шелковистыми волосами, бледной, но все же прекрасной, почти все в ужасе разбежались. И только несколько мужчин посмелее подошли и спросили:

— Кто ты — бессмертная или смертная?

— Я — земная, — ответила Дамаянти. — Я ищу своего мужа, царя Наля. А вы куда идете?

— Мы движемся в великий город Цеди на краю дикого леса. Идем с нами.

И пошла Дамаянти с караваном, как и прежде одинокая и печальная. Когда уже до цели было не более перехода, на караван, устроившийся на ночлег, напали разъяренные слоны. Под толстыми ногами лесных великанов, от ударов их хоботов погибло много людей.

Утром оставшиеся в живых едва не растерзали Дамаянти, подозревая, что она ведьма, виновница обрушившихся бедствий.

В Цеди Дамаянти вошла одна и сразу же была окружена гогочущей толпой детей. Взрослые же в ужасе разбежались. Но царица–мать, увидев нищенку из окон дворца, приказала ее впустить. Выслушав ее рассказ, — имени своего Дамаянти не назвала, — добрая женщина предложила страннице остаться во дворце и обещала не обременять работой.

Поблагодарив за участие, Дамаянти попросила царицу–мать сделать так, чтобы она не могла видеть никого из мужчин, кроме брахманов.

— Я дала клятву не разговаривать с мужчинами, пока не отыщу мужа.

— Хорошо, милая, — ответила женщина. — Ты будешь жить в покоях моих дочерей, куда нет входа посторонним.

И почти в то же время Наль, точнее Бахука, добрался до Айодхьи, где правил царь Кошалы Ритупарна. Он был большим любителем коней и скачек, собирая отовсюду лучших конюших.

Явившись во дворец, Бахука добился встречи с царем и, принятый им, сказал:

— Я — конюх Бахука. В искусстве править конями нет мне равных. Сто миль могу я в день проскакать. К тому же я умею готовить пищу вкуснее многих. Возьми меня на службу.

— Я согласен, — ответил царь. — Смотри за моими конями и приучай их к скачке. Товарищем же твоим будет мой заслуженный конюх Варшнея, служивший когда–то у Наля.

И стал Наль вместе со своим конюшим и другом Варшнеей служить одному господину. Но в разговоры с ним не вступал и о себе не рассказывал. Варшнея догадался, что в прошлом у нового конюха была какая–то беда. По ночам, запираясь в стойле, пел он одну и ту же грустную песню об одинокой страннице, бродящей по дикому лесу.

Между тем Бхима все время после ухода дочери и зятя в лес искал их. Он расспрашивал торговцев и странствующих певцов, посещавших Кундину, не видели ли они скитальцев, и обещал большую награду за любую весть о них.

Наконец брахману Судеве во время посещения Цеди посчастливилось по внешности и голосу узнать Дамаянти, и он поделился своим открытием с царицей–матерью. Та немедленно вызвала гостью к себе и, обнимая ее, сказала:

— Почему ты не назвала своего имени? Ведь я родная сестра твоей матери.

— Я хотела отдохнуть после всего, что мне пришлось пережить. Благодарю тебя, тетя, за прием. Теперь же я отправлюсь к родителям и детям, и они не испугаются меня, как испугались те, кто меня видел, когда я входила в твой город.

Через несколько дней Дамаянти была в Кундине, свиделась с отцом, матерью и братьями, прижала к груди детей. Но видно было, что ее гложет печаль. Бхима, поняв, что причина тоски — Наль, стал думать, как его отыскать. Думала об этом и сама Дамаянти. Она сочинила песенку и попросила всех странников, где бы они ни находились, ее петь:

Через несколько месяцев после этого вернулся в Кундину после путешествия один из брахманов. И вот что он рассказал Дамаянти:

— Я всюду напевал твою песенку, но никто на нее не откликнулся. Пел я ее и во дворце Айодхьи, но не получил ответа. Когда же готовили мне повозку, я запел ее в конюшне. И из дальнего ее угла послышался чей–то голос: