А Морин тем временем сидит в гостиной с книгой "Основы бухгалтерского дела". Наморщив лоб, она пробует сосредоточиться, но телевизор не выключает, хотя и приглушила звук. На столике лежат две плитки шоколада, которые она постепенно уничтожает. На экране поджарая дама, назвавшая себя Зеленой Богиней, ослепительно улыбаясь, делает упражнение с "платформой". В ее исполнении все эти прыжки выглядят приятной забавой, но Морин-то знает, что это жестокая иллюзия. Сама Морин пока утратила всякий интерес к спортивным истязаниям. Такое с ней случается.

Морин откладывает книгу в сторону. Из-за двери слышно, как Чарли насвистывает марш "Страна надежд и славных дел" [70] . Она черкает что-то на листочке, вырванном из блокнота, и проверяет, правильно ли она все запомнила. Мари-Роз, восхищенная рвением Морин, порекомендовала ее кое-каким торговцам. Теперь четыре дня в месяц она работает у цветочницы, ее магазинчик на рынке у Норт-Энд-роуд. Морин приглашают поработать и в лавке, торгующей жареной картошкой и рыбой. Морин польщена, ей даже как-то странно, что она понадобилась всем этим людям, что они относятся к ней, как к настоящему специалисту. Да, записи она научилась вести очень грамотно: все аккуратно и солидно, вся утаенная прибыль умело закамуфлирована. Чарли уверен, что работа для Морин по-прежнему просто хобби, но когда она сама видит все эти идеально сделанные расчеты и колонки цифр, то ощущает гордость. Это ее творение!

— Я думаю, тебе лучше отсюда эвакуироваться, Мо. Я собираюсь устроить тут тарарам, нечто вроде войнушки. Третьей мировой.

Томми демонстрирует ей огромный молоток с острым концом, такими обычно пользуются каменщики. Вообще-то ее деверь сегодня не в лучшей форме: лицо мятое и опухшее после воскресных возлияний на свежем воздухе, оно загорелое и в то же время какое-то блеклое, такое ощущение, что смотришь на него сквозь поцарапанные солнечные очки. Мебель из комнаты уже "эвакуирована" и накрыта плотным целлофаном. Томми начинает крушить стену, отделяющую столовую (она же гостиная) от кухни. В результате должна получиться кухня-столовая. Это действо преподносится, как великая услуга брату, который хочет сделать из своей квартиры конфетку, но не знает как.

Прибегает Чарли.

— Ты хоть соображаешь, что делаешь? — нервно спрашивает он.

— Что, испугался? Смотри не описайся, — говорит Томми. — Да не дергайся ты. Вечно суетишься, как старая квочка.

— Я думал, ты просто кое-что подкрасишь, чтобы освежить детали…

— До этого тоже дело дойдет, не гони волну. Кстати, а где этот рыжий стручок, этот засранец? Я думал, ты пригонишь его, мне нужен кто-нибудь на подхвате.

— От него уже пол года ни слуху ни духу. Надо думать, совсем заработался, надорвался, бедняжка.

— Я волнуюсь, Чарли, — говорит Морин. — Мало ли что с ним?

— С ним может быть только одно. Бьет баклуши со всякими лодырями.

Морин ретируется в спальню, и Томми снова атакует стену, размахивая молотком. От этих ударов можно оглохнуть… Ясно, что вникать во всякие бухгалтерские тонкости сегодня ей больше не удастся. В перерывах между ударами Морин слышит, как Чарли продолжает насвистывать то "Страну надежд", то арию Хосе из "Кармен". У него здорово получается, как у настоящего артиста. Морин и не знала за ним таких талантов. Этот нежный прочувствованный свист настроил ее на сентиментальный лад. Неожиданно для самой себя она выдвигает ящик комода и достает альбом с фотографиями.

Как давно она его не открывала! Кожаный переплет слегка запылился. Чем дольше она листает альбом, тем грустнее делается на душе. У Чарли везде такая широкая уверенная улыбка, а у нее почему-то немного испуганная. Тут вся история ее замужества.

Сегодня, в очередную годовщину их свадьбы, Морин впервые за все эти годы задумалась о том, почему выбрала именно его, Чарли. У нее же могли быть и другие, запросто. Но тогда, в девятнадцать, она казалась себе неинтересной блеклой простушкой. Только теперь, глядя на себя молодую, Морин поняла, что недооценивала свои возможности. Надо же, оказывается, она была очень сексапильной, в каждой позе, в каждом взгляде — тайный призыв, жажда любви.

Морин вспомнилось, как она до замужества работала на фабрике, ей там нравилось. Огромное пространство, где они все что-то такое делали, она даже не знала, как эти штуки назывались. Но это было не важно, главное — можно было посмеяться, поболтать с другими сотрудницами. И получить в положенный срок конверт с деньгами.

Но после замужества об этих приятных моментах пришлось забыть. Назад к плите, женщина. Впрочем, ее это устраивало. Ей всегда хотелось иметь детей. Ну и мужа, конечно.

Ее это устраивало.

Однако, добравшись до того снимка, где она держит на руках маленького Роберта, Морин внезапно осознает, что все это вранье. Ничего ее это не устраивало, просто она уговорила себя и поверила, что так оно и есть. Эта ложь поселилась в ней, вошла в ее плоть и кровь и застыла там…

А теперь поздно, уже ничего нельзя изменить.

Она переворачивает очередную страницу. Порою, глядя на Чарли, она не может понять, почему они сошлись. Судьба, наверное. Удача, случай. Какая, впрочем, разница?