Такие ребята, если что примутся делать, и это им придется по вкусу, то не дай же Боже, — никакая мера им неизвестна, так что хорошо еще, если эта «неумеренность» выпала на что-нибудь более-менее нейтральное: лицезрея их усердие, сопровождающееся едва ли не брызгами из ноздрей, испытаешь тошноту, но этим дело и кончится.

С тем же самым усердием, с каким этот второй парень ворочает сейчас мотоциклом, завтра он может сказать по телефону: «Я люблю тебя, дедушка», — кроме того, нарочито заботливо и даже резко оберегающе, а потом, положив трубку на рычаг, посмотрит в окно и примется истерически ржать над проходящей мимо женщиной, у которой от ветра взметнулась вверх юбка, — и интонация в голосе будет все та же.

Словом, это были типичные «средние» ребята, каких многие и многие тысячи. И все же было одно «но». Дело в том, что эти двое, ко всему прочему, выглядели еще и, так сказать, вовремя не изросшимися. В восемнадцатилетнем возрасте подобные ребята не редкость, но эти были на порядок старше, — а значит, дело менялось коренным образом.

Парень в шапочке все смотрел то вдаль, то на свои ноги, курил, как вдруг обернулся и прикрикнул:

— Слышь, ты!

Второй парень никак не отреагировал.

— Слышь!..

— Ну чё!

— Завязывай уже копошиться! Уймись. Чё ты делаешь?

— Да какая разница. Хочу и делаю.

— Щас уже старикан придет. Уймись, говорю.

— Ты мне не указывай! Как придет, уймусь.

— Я говорю, завязывай.

Они бы так еще долго пререкались, но вдруг парень в шапочке как-то неожиданно, даже инстинктивно обернулся к лесу.

— Эй… Вотон он.

— Где? — второй парень тотчас приглушил мотор, сплюнул в траву и встал, облокотившись на руль; газовая труба извергла из себя последние дымовые колечки и струйки и заглохла.

— Разуй глаза!

— Да вижу уже, вижу…

— Видал как идет! Прям расхристанный крутой перец…

— Ха, ха-ха, — парень с мотоциклом рассмеялся коротко, гадливо, даже как-то уродливо; его открытые глаза еще более просветлели.

— Ну чё, никто не следил за тобой? — прикрикнул парень в шапочке — вдаль, Перфильеву.

Перфильев ничего на это не ответил, по тропке подошел вплотную и продолжал так стоять с полминуты; он улыбался хитро, но в то же время и с оттенком какого-то странного покровительства, смешанного и с непрестанным ожиданием подвоха от тех, над кем это неправомерное (с их точки зрения) покровительство было взято — подвоха, так сказать, в расплату; глубокий узор морщин вокруг глаз и изогнувшиеся черничные губы, с которых как будто того и гляди сорвется восклицание: «У-у ты како-о-ой! Так вот, значит?..»

Парень на мотоцикле, между тем, опять рассмеялся; пониженным тембром.

— Следил?.. Ха, ха-ха. Ну ты скажешь тоже — мы сейчас тут прямо детектив соорудим, — и сказав это, рассмеялся своей собственной шутке уже в полный голос и визгливо.

Первый не обратил на этот хохот никакого внимания, а все рассматривал сторожа.

— Ну ладно, ладно. Здорово уж! — и притронулся к руке Перфильева.

Тот все стоял без движения, но вдруг произнес:

— Ну привет… — так и не меняя выражения лица, бросил взгляд куда-то в сторону, потом переменил позу и вел себя уже более естественно, — привет… Федор.

— Чё он сказал? — парень на мотоцикле вытянул голову; его губы растянулись; глаза опять прояснились, даже засверкали на сей раз; он все прекрасно слышал, но это была его манера — переспрашивать, если говорил кто-то, к кому он относился… неоднозначно — да, так лучше всего будет сказать.

— Федор. Он назвал меня «Федор», — Федор подмигнул.

— Ха, ха-ха. Федор… Евгеньевич! Федор Евгеньевич, — и оба они так заржали, что телам их даже пришлось перегнуться пополам — чтобы избавиться от этого взрывного хохота; у Перфильева зазвенело в ушах.

И все же Федор смеялся чуть менее громко.

— Ну хватит уже, тихо! Успокойтесь, хватит!

И тут смех их иссяк так же быстро, как и появился.

— Ну так никто не следил за тобой?

— Да кому следить-то! Сохраняй простую осмотрительность и все.

— И ты ее сохраняешь, да? — Федор лукаво взглянул на сторожа; потом щелчком пустил окурок в траву.

— Ну а ты думал? Хм… — важно сказал Перфильев.

— Чё, есть новости?

— Новости? Есть… есть… конечно, есть…

— Выбрал? Смотри, чтоб только не как в последний раз — Митек на шухере стоял, стремно было — говорил, даже какой-то прохожий мимо был — так Митек даже в траву шмыгнул. Но пронесло. А в другой бы раз не пронесло.

— Да от такого никогда не застрахуешься.

— Я понимаю, да только добыча не оправдалась, понимашь? — сказал Федор развязно и непрестанно покачивая головой; но в то же время уже очень серьезно — таким тоном говорят о бизнесе, — я знаешь, как перестремался тоже? Раму уже открыл, и тут какой-то шум.