Она двинулась вперед, и мужичок мгновенно исчез за машиной. Перфильев хоть и последовал за ней, но как-то неуверенно и держа ее на расстоянии метра впереди — чтобы у нее не возникло соблазна опять начать что-нибудь говорить.

Геннадий приваривал арматурные прутья — друг к другу; теплое шипение выплевывало на дорогу искры, которые тухли, не успев приземлиться.

Сидя возле самой канавы, Геннадий при приближении людей поднял маску и безо всякого приветствия сказал:

— Через два года. И еще два дня.

— Что?

— Приду и заварю — через два года и два дня. Устроит это тебя? Наверное, нет. Но раньше не получится — моя жена нагадала на картах, что у нас в поселке назревают какие-то перемены… они меня и задержат.

— Перемены? Что еще за перемены?..

Родионова стояла в нерешительности; Геннадий на ее вопрос не отвечал.

— Ну так пойди, завари трубу, пока не наступили.

Он покачал головой.

— Не могу. Придется тебе следить за своим внуком, чтобы не лазил по этой трубе. Жена нагадала, что через два года и два дня заварю — значит, так оно и должно быть. Если она заподозрит, что ее предсказания ни черта не сбываются, она может развестись со мной. Ты же знаешь ее! И эти ее… флюидные примочки.

Этим словосочетанием Геннадий объединял странности своей жены — все разом.

Делать было нечего. Родионова подошла ближе и поинтересовалась:

— Что же она там нагадала? Расскажи-ка поподробнее!

«Суеверия — черт с ними! Это ерунда все! Но Родионова… с ней не жди пощады от сюрпризов. А там ведь и не только она. Если Лукаев прав, и Мишка с Максом действительно кидали по его дому, — значит, они вылезают на улицу среди ночи. Да и играют с фонарями — он говорил. Выдумывает? Он способен на выдумку, но зачем ему это выдумывать?», — ей-богу, Перфильев на сей раз был готов отступить…

И все же этого не сделал — прежде всего, потому, что ему нечего было предложить взамен, никакой другой наводки. Он видел этих ребят, которые стояли теперь перед ним, и так над ним насмехались, — что же будет, если обнаружится, что он явился «с пустыми руками». Выставить себя дураком — на это Перфильеву было наплевать, «но они могут подумать, будто я что-то против них замышляю… Чертовы тупари!»

В следующие десять минут он во всех подробностях дал описание лукаевского участка — Перфильеву еще пришло в голову, что можно было бы беспристрастно описать ситуацию, соседей и пр. — «и потом уж пусть Федор и Митек сами решают, стоит идти на это или нет», но в результате не рассказал и этого — в самом начале, а предупредил их, только когда уже все по сути дела было решено и когда они не восприняли бы эту информацию, как реальную опасность. «А, была не была! Как-нибудь рассосется! Выкручусь, если что!»

— Этот лысый хрен ничего не заподозрил? — спросил Федор по окончании рассказа.

— В каком смысле? Что он мог заподозрить? — Перфильев посмотрел на него.

— Что ты вынюхивал у него дома?

— Нет, конечно. Он меня сам к себе позвал.

— А с какой стати ему тебя звать?

— Я наводчиков ловил. На проезде… не понимаешь, да? — Перфильев едва заметно ухмыльнулся, — я наводчиков ловил, которые вам помогают.

Митек выпятил голову; он опять улыбался, и глаза его просветлились.

— Чё-чё он там сказал?

— Он наводчиков ловил, — «пояснил» ему Федор.

Очередной взрыв хохота. Федор и Митек пребывали в таком экстазе, что едва ли не принялись улюлюкать.

— Ну ладно, ладно, заткнитесь уже!

— А ты нам рот не затыкай, слышь? — огрызнулся Федор, перестав смеяться.

— Шутки шутками, а я эту феньку про наводчиков стараюсь поддерживать. Для безопасности… для безопасности. Но вы думаете, кто ее изобрел? Родионова, естественно. Я это к тому говорю, что она все сечет из своего окна; вы будьте осторожны. Она такая… хитрая стерва. Чего увидит, домыслит с три короба. Хотя, по большому счету, мне это пока только помогало. Поможет ли вам?

Помолчали.

— А что, эта старушенция, она даже и ночью сечет? — осведомился Федор.

— Ну… я говорю, на сей раз нужно быть особенно осторожными. Особенно. Поняли или нет? И еще… там эта проездная компашка.

— Кто-кто?

— Пострелята. Местные.

— A-а… ну это фи-и-ить, — издал Федор характерный звук.

— Никаких… фить. Никаких фить, слышал? Если вы их только тронете, тогда…

— Ну ладно, ладно, я понял.

— Они обычно поздно угомоняются, так что лезть надо не раньше трех часов.

— Трех часов!

— Ну а что? И что тут такого? Ну и в три полезете. Чем позже, тем лучше — всего на час позже. Ну а что? — повторил опять Перфильев, — поздновато для вас, а? Вы уже спите в это время?

— Да ладно, ладно. Понял. Когда идти-то? Завтра что ли?

— Ишь ты… какой шустрый… Нет, не завтра, это совершенно точно, что не завтра. Возможно, и в выходные придется, но это только лучше: в выходные никто теперь не ждет, все думают, что в середине недели вскрывают, стабильно… Но это мы еще решим. Как получится. А вернее, как Лукаев уедет.