И почудилось царю Соломону будто уже слышал он когда-то и этот грозный голос, и этот вопрос в покоях царя Давида, отца своего. И задумался он тогда, опустив свою голову. А когда надумал ответ, то горько усмехнулся и произнес:

– Ты не оставил мне выбора, Господь мой Яхве! «Я отрок малый, не знаю ни моего выхода, ни входа!» («Патриархи и пророки», с. 30). Из любви к иудейскому народу выбираю я первое из того, что предложил Ты, – мудрость, силу и знание за благоденствие его, а за это с превеликой охотой отдаю я Тебе любовь свою и душу свою приношу на алтарь Тебе, – сказал царь Соломон.

– Быть посему! – сурово ответил старец и поднялся с песка.

А когда поднялся, то царю показалось, что ростом тот стал почти до небес. Настолько огромен и грозен был его величественный облик в белых струящихся сиянием одеждах. На голове старца вместо головной повязки сейчас ослепительно сверкал золотой венец.

Свет померк в глазах Соломона, когда, не в силах перевести взор, он был ослеплен ярким горением внутри венца. И вновь песок стал его ложем, и без чувств он упал на песок.

Долго ли так пролежал царь Соломон – неведомо никому. А когда пробудился, то вновь почувствовал себя молодым и полным сил. Возрадовался он. Огляделся и увидел себя на том же месте, среди волнистых барханов, а рядом лежит присыпанный песком медный сосуд, на котором начертаны какие-то письмена и иероглифы на неизвестном царю языке. Исчез удивительный и грозный старец в белых одеждах, а вместе с ним – исчез и Оазис с живительным ручьем. Растворилось в пространстве и могучее дерево Шезаф-Ююба, как будто и не было таинственных явлений и пророческих видений, а только – потрясения ума, разгоряченного едким зноем бесплодной аравийской пустыни.

Но недолго длилась немая тишина вокруг, обычно господствующая среди барханов. Внезапно в уши царю Соломону со всех мест: с далеких небес и близкой земли – хлынул поток удивительных и непонятных звуков; то громких и резких, пронзительных и звонких, то тихих и едва различимых на слух – словно стоны, или любовный материнский шепот, или задушевные песни, или трепетные признания.

Медленно и зачарованно обвел он глазами окрест себя, разыскивая: откуда рвутся и текут эти звуки? Казалось, что сам мир вокруг него разговаривал и кричал на все лады и голоса. И осознал тогда царь, что Господь сдержал свое слово и явил чудо. И стал он, Соломон, повелителем всех зверей, всех птиц, всех рыб и насекомых. И потому понимает их речь.

И всем сердцем глубоко уверовав в могущество Господа, принял Соломон щедрый и грозный дар. И не пугало его предсказание о Судном часе, потому что великие силы чувствовал он в себе и готов был к любым свершениям.

Но не горы предстояло ему сейчас разверзнуть и не реку повернуть вспять – слабый возмущенный возглас уловило его чуткое ухо. Повернул Соломон голову и увидел муравья, который тащил на спине соломинку.

– О! Великий повелитель! Уступи же мне поскорей дорогу! Разве ты не видишь, что солнце готово покинуть свой горизонт? Я должен успеть до заката попасть в свой муравейник, который стоит возле дерева Шезаф-Ююба.

Не рассмеялся царь на эти слова, не возжелал потешиться над беззащитным муравьем – а удивился:

– Разве ты не знаешь, маленький муравей, что твоего дома больше нет и в помине. Остались от него один песок да ветер. Посмотри вокруг – небесный ветер унес на огненных крыльях твой благодатный Оазис и журчащий ручей! Скажи мне, куда ты теперь пойдешь искать свой дом? – и Соломон приподнял муравья вверх, чтобы тот сам мог убедиться в правдивости его слов.

– О! Горе мне! Горе! Великий царь Соломон! Ты сказал мне горькую правду. Мне некуда возвращаться! – жалобно заплакал муравей. – Все погибло: и муравейник, и мои собратья. И все прежние труды оказались теперь напрасны!

И стало Соломону жаль муравья. Сказал он ему ласково:

– Утри свои слезы, маленький муравей! Неведомы никому из нас пути Господа нашего! Вот рассудил Он по разумению своему – и отобрал у тебя и дом твой, и собратьев твоих. Не ропщи на Него! Смирись. Не погибли твои собратья, а ждут и помнят тебя в иной пустыне, той, что скрыта расплавленным маревом и курящимся, словно голубой дым, миражом. Да и ты, я знаю, не пропадешь! От всякого труда есть какая-нибудь прибыль! Пока жил ты в муравейнике со своими собратьями – ты вместе с ними довольствовался плодами трудов своих и радовался жизни. Так лучите утри свои слезы и придумай, как построить себе новый дом! А как построишь его – новая радость и новая жизнь взойдут в твое сердце, и Господь наш тоже пребудет с тобой! Хочешь, я возьму тебя во дворец? В саду у меня живет много растений, зверей и птиц. Журчат в нем многочисленные прохладные струи фонтанов, а возле пруда гуляют розовые фламинго. Желаешь ли ты пойти со мной и жить в моем саду?

Обрадовался муравей. Посадил царь Соломон муравья на плечо, положил в свой бурдюк найденный им странный медный сосуд и отправился в обратный путь.

И путь этот показался ему вдвое короче пройденного. Потому что так всегда и бывает: дорога от дома – кажется длинней и трудней, а дорога домой – всегда короче и легче.

А когда возвратился царь Соломон в Иерусалим, то уже на следующий день собрал на главной городской площади Верховный Суд (Синедрион) и всех старейшин Израиля, глав колен и родов, начальников и наместников и объявил им свое решение: