Вина в бутылке уже не было. Только две полные рюмки стояли на столе. Они сидели теперь недвижно, не нарушая домашней глубокой тишины.

– Другая ты стала, - проговорил, наконец, Бухмин.
– Лицо у тебя… резкое очень. Как из камня ты выточенная… Другая, а всё равно - красивая.

Тётка Родина поправила косынку с досадою.

– Это значения не имеет, - сухо сказала она и нахмурилась.
– Больше не имеет. Павел погиб.

– Заглядываются, эти?
– уводил глаза в сторону Бухмин.
– Донимают?

– Я без ножа в кармане не хожу, - повторила тётка равнодушно.
– Они тоже не дураки.

И снова стало тихо в доме. С увеличенной серой фотографии над комодом смело глядели на Бухмина бородатый весёлый отец и дородная матушка. А пропечатанное понизу замысловатое тиснение: «Семипалатинская губерния Российской империи» на переснятом снимке вышло тускло.

Бухмин с полной рюмкою в руке подошёл к фотографической бумаге.

– Вернулся я, - сказал он отцу негромко.

И матери сказал:

– Вот. Приехал.

Она же - с открытым спокойным взглядом и с высокой причёской своею, чуть улыбалась ему из прошлого, словно издалёка - из серого тумана.

– Дождались они тебя, - проговорила тётка уважительно и деловито.
– Свиделись все. Теперь поторопись… Фёдор, слышишь? А то стемнеет.

И добавила вдруг она голосом, дрогнувшим от укора:

– Ну, дезертиров - ладно, а беременных бабёнок зачем ты выселял? А, Федя?

Крякнув, промолчал Бухмин, вернулся за стол, потирая плечо.

– И этих, истинно православных, пригнали, - тихо горевала тётка.
– Одна не разродилась, другая мёртвенького скинула, он человек был… А что в дороге с тяжёлыми бабёнками ихними творилось, кто на сносях-то, уж не спрашивала я… Федь? Зачем?

– А что ещё дезертирам было делать, как не баб в войну брюхатить?!
– стукнул по столу Бухмин, багровея.
– Наш мужик в огонь шёл и в падаль гниющую превращался. Когда эти - размноженьем своим занимались! За его спиной, в тылу… Может, наши жизни дешевле ихних были? А?

Теперь молчала тётка.

– У идущего на смерть тыл должен быть надёжный, - устав, договаривал Бухмин.
– Пули в спину солдату не нужны, ему других пуль хватало… А брюхатить жён этим… и тут хорошо, только чтоб от фронта подальше. Неудобный здесь, конечно, для их семей инкубатор! Да ведь ты-то - живёшь?.. Ты - с похоронкой, их бабы - с мужьями. Вот и вся разница.

– Ладно, - кивнула тётка поспешно.
– Не переживай… Твоя правда есть, Феденька! Только политическая она вся. А моя правда - жизненная. И так далеко они разошлись, правды эти, что беда… Соединил бы их кто…

– Ну! Бабьего это ума дело?!
– окоротил тётку Бухмин.
– Война есть война. Там двух правд не бывает!..Одна у войны правда, во все времена: военная.

Часы на стене бойко стучали. Рисованный медведь на расписном циферблате водил глазами влево - вправо. Бухмин же, махнув рюмку вина, соображал теперь вслух, что ему делать.

– В райцентр поеду, проситься в председатели… А если Славик решит ещё поработать, в милицию устроюсь. Участковым пойду. И точка.

– Узнают они всё про тебя, - твердила тётка негромко.
– Кровная месть у них, обычай такой… Они Славику сказали: «Мы - дети волчицы». Он ведь притих.

– Волчицы, говоришь?
– задумался Бухмин.
– Те из них, которые на фронте геройски сражались, может, и дети волчицы. Хотя… они свою, живую, кровь за всех проливали, а не по чужим сараям шастали. Значит, человечьи это были дети! …А шакалы? Они из семейства волчьих - или нет? Вот про это я их, здешних, наверно, спрошу!

Но каждой своею фразою лишь сильнее пугал он бедную тётку, пока, побледнев как полотно, не бухнулась она ему в ноги прямо со своего табурета:

– Да что же за горе нам такое? Зачем, зачем ты вернулся? Дай нам покой! Не трогают они нас - и хорошо. А ты - уезжай! Хватит мне слёз, хватит мне страха. Пожалей ты меня! Ради детишек-сирот прошу! Собирайся засветло.

– Гонишь из дома, что ли?
– никак не мог взять в толк Бухмин, потирая плечо.
– Тут половицу надо менять. Дверь вон рассохлась, а ты… Ты? Меня? Гонишь?!.

– Гоню, Фёдор, - твёрдо прихлопнула тётка ладонью по столу, не вставая с колен.
– Я за тебя перед матерью твоей, перед старшей сестрой своей, в ответе. Мне тут покойник в доме не нужен. Гоню!