Тогда мы в тот же день выехали в Читу. С нами поехал и Хори, командированный в наше распоряжение, как он сказал, чтобы оказать нам содействие в местностях, где находятся японские войска. Когда мы приехали в Читу, то были встречены офицерами генерала Ооба и представителем Семенова полковником Меди. Они пригласили нас на обед к Ооба. Мы были приняты Ооба очень любезно, он подчеркивал свое благожелательное отношение к адмиралу Колчаку и желание устранить все недоразумения между ним и Семеновым.

Во время этого обеда Ооба спросил меня, нахожу ли я удобным приглашение на обед Семенова. Я ответил, что всецело предоставлено это его такту, но дал понять, что для меня это нежелательно. На другой день мы были приглашены на официальный обед, на котором присутствовали некоторые близкие Семенову лица и представители местной гражданской власти. Ооба провозгласил тост за Верховного правителя и нашу комиссию и произнес большую речь. Я ответил провозглашением тоста за японского императора и Японию как дружественную нам страну и ее представителей, находящихся здесь.

Из слов Ооба я понял, что он считает Колчака и Семенова двумя русскими патриотами, двумя равноправными сторонами, так как власть обоих чисто фактического характера… Причем Япония, ради счастья дружественной ей России, желала бы уложения возникших между ними недоразумений.

Перед этим обедом я виделся с Семеновым и старался его убедить, в интересах его собственной реабилитации, дать нам возможность всестороннего выяснения его деятельности, как в отношении того обвинения, которое содержится в приказе Верховного правителя за № 61, так и в отношении прочих дел, возбужденных против него министерств[ами] юстиции, путей сообщения и труда. Семенов изъявил желание дать показания по поводу обстоятельств, вызвавших издание приказа № 61, уклонился от ответа на вопросы дачи объяснений по поводу других обвинений. Семенов сказал, что по состоянию своего здоровья должен немедленно уехать, но оставит своих представителей, которые дадут объяснения об обстоятельствах, связанных с изданием приказа № 61.

После свидания с Семеновым сейчас же после того, как Семенов вышел, ко мне явился офицер, посланный Ооба, и сказал, что если мне необходимо, то Семенов может и остаться. Я сказал, что в данный момент присутствие Семенова не вызывает[ся] необходимостью для следствия. После этого комиссия приступила к своим работам.

Работа комиссии происходила в крайне тяжелых условиях; свидетели были терроризированы и окружены шпионами, усиленная слежка велась и за нами. Представители Семенова строго держались того взгляда, что обследование деятельности Семенова комиссией должно вестись в пределах выяснения обстоятельств, связанных с изданием приказа № 61. Выводы, к которым я пришелв результате расследований, изложены в имеющемся в Вашем распоряжении моем разговоре по прямому проводу с министром юстиции. В действиях Семенова еще не было государственной измены в момент издания приказа № 61, но впоследствии деятельность Семенова может несомненно рассматриваться как измена и бунт, которые имели место и во время издания приказа.

Комиссия выехала из Читы 3–4 апреля, я же 1-го апреля. 6-го апреля я вместе с Бушуевым выехали из Иркутска в Омск, остальные члены комиссии еще остались в Иркутске. Подробный доклад комиссии и мой личный доклад, вместе со всем делопроизводством комиссии и делами, переданными нами министерству юстиции и другим министерствам для расследования, представлены мною при особой описи министерству юстиции, помнится, 15-го июня, по расформированию комиссии. Копия разговора по проводу и копия моего личного доклада, кроме того, должны находиться в военном министерстве, так как незадолго до последнего переворота мною были переданы товарищу министра Карликову для министра Ханжина.

Показания мне прочитаны, Георгий Ефремович Катанаев.

Член Чрезвычайной следственной комиссии В.П. Денике.

Верно, секретарь.

ЦА ФСБ России. Арх. № Н-501. Том 7. Л. 93–94 об. (Машинопись, копия.)

Документ № 10

г. Иркутск, 15 мая 1920 г.

Дополнения к показаниям Катанаева

В дополнение к показаниям, данным мною 13-го сего марта, необходимым считаю сообщить нижеследующее, являющееся как бы результатом, хотя и не вполне ожиданным, командировки нашей следственной комиссии в Забайкалье.

Исполнявший тогда обязанности министра юстиции правительства адмирала Колчака Г[осподин] Старынкевич, рассмотрев представленные ему мною по возвращении в Омск заключительное постановление Следственной комиссии по делу Семенова и особый мой доклад о ходе всего дела и вообще о тогдашнем положении дел в Забайкалье, счел необходимым ознакомить с таковым самого адмирала чрез личный мой по сему доклад последний. – Для чего им исходатайствован был личный прием меня правителем, вместе с находившимися уже в Омске членами нашей комиссии: генералами Нотбег и Г. Чущуевым.

В назначенный день и час все мы явились к адмиралу, которым, как оказалось к тому же времени, для присутствования при нашем докладе были вызваны и[сполняющий] об[язанности] военного министра генерал Степанов и, прибывший из Владивостока (кажется, по поручению заседавшей там международной комиссии), генерал-лейтенант Романовский, с предложениями о том же Семенове от лица союзников (японцев, англичан, американцев).

Доклад мой, продолжавшийся не менее полутора часов, закончен был изложением моего мнения, что действенным средством закончить конфликт с Семеновым и получить возможность беспрепятственно и надлежащим образом закончить порученное комиссии следствие о всем творящемся в Забайкалье – будет арест Семенова в Харбине или Владивостоке, где он, как мною изложено в показании 13-го марта, находился за все время пребывания комиссии.