В числе сопровождения весьма небольшого конвоя своих соратников, такой арест, по мнению моему, не вызвал бы особого волнения в самом Забайкалье, где сторонниками Семенова, готовыми при всяких обстоятельствах поддержать его оружием, являлось далеко не все казачество и разношерстный сброд наемный инородчины, не говорю уже о японцах, которые никогда бы не перешли в открытую поддержку противника колчаковского правительства, находившегося тогда в апогее своей силы и международного значения.

Выслушав внимательно мой доклад, дополненный несколькими примечаниями моих сочленов по комиссии, адмирал Колчак сказал: «Благодарю вас за обстоятельный доклад. Лично я заранее был уверен, что вы найдете в Забайкалье то, что вы в действительности нашли. Присоединился бы я и к вашему предложению об аресте Семенова, если бы над нами не тяготели обстоятельства, которые сильнее нашей воли и стремлений… План дальнейших наших действий уже предрешен». Этим наша аудиенция у адмирала и закончилась.

Через несколько дней после этого адмиралом был отдан приказ по войскам, где он, объявляя об ошибочности (или, вернее, преждевременности) своего обвинения Семенова в измене (прик[аз] № 61), брал это обвинение обратно и восстановлял его в прежнем командовании всеми войсками, расположенными в Забайкалье. В ответ на это, как известно, последовала телеграмма Колчаку от Семенова, с выражением верноподданнических чувств и всегдашней готовности служить правительству адмирала не за страх, а за совесть.

Б[ывший] генерал-лейтенант Георгий Катанаев.

Иркутск, 15-го мая 1920 г.

Верно, секретарь Г. Евстратов.

ЦА ФСБ России. Арх. № Н-501. Том 7. Л. 95–95 об. (Машинопись, копия.)

Документ № 11

г. Иркутск, 15 марта 1920 г.

В Чрезвычайную следственную комиссию б[ывшего] генерал-лейтенанта Георгия Семеновича Катанаева заявление

При аресте моем в гостин[ице] «Модерн» в ночь с 9-го на 10-го января сего года от меня отобраны были чемодан и корзина с принадлежащим мне имуществом, которое оставлено в той же гостинице под наблюдением комендантской ее части.

Вскоре после этого как чемодан мой, так и корзина подвергались подробному осмотру и часть их содержимого: а). Бумаги и дела, имеющие отношения к причинам моего ареста (были переданы в Чрезвычайную следственную комиссию для ближайшего их рассмотрения), б). Мои рукописи научного характера (переданы моей племяннице К.Н. Завьяловой для вручения мне, что ею и исполнено), в). Прочее имущество – домашние вещи, книги, ордена, медали остались при гостинице на хранении впредь до выяснения моей прикосновенности к делу, по которому я арестован.

Ныне, по освобождении моем от ареста, я обратился в комендантскую часть «Модерна» за выдачей мне чемодана и корзины с оставшимися в них моими вещами. Налицо оказалась только корзина, чемодана же не было, и за[ведующий] коменд[антской] частью заявил мне, что такового при вступлении его в должность принимаемо им ни от кого не было и существовал ли он где-либо и существует ли теперь в другом месте, ему неизвестно.

При осмотре мною содержимого корзины большинство находившихся там ранее вещей оказалось налицо и приняты мною. 13-го сего марта, в бытность мою на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии, мне предъявлен был не оказавшийся в «Модерне» мой чемодан с описью вещей в нем находящихся, или, вернее, сохранившихся из числа тех, которые в нем находились при моем аресте.

В общем как в чемодане, так и в корзине (не считая того, что из них было изъято по постановлению Чрезвычайной комиссии и вновь изъятых мною орденов и медалей) не оказалось: 1). 18 тыс. руб. облигациями первого и второго выпусков государственного] займа (американки) Времен[ного] правлен[ия] Керенского, 2). а). книга Рычкова. Оренбург. Т[и]пография, изд[ания] 1765 г., б). Левшина – Описание киргизских кайсатских орд и степей. Изд[ания] 1832 г., в). профессор[а] Ключевского. Университет[ские] лекции русской ист[ории]. Т. 3, г). профессора] Платонова. Унив[ерситетский] курс русской истории, е) Пам[ятная] кн[ига] Зап[адной] Сиб[ири]. 1881 г., ж) Хорошин. Казачьи войска, и) Н.Г. Чернышевского ром[ан] «Что делать», 3). Географических – атласов и карт: а) полного атласа, изд[ания] морск[ого], 4). Домашних вещей: дорожного металлического чайника, таковой же большой кружки, чесучовой верхней рубахи с шерстяной рабочей блузой и таких же брюк, валенок (пимов).

Доведя вышеизложенным до сведения Чрезвычайной следственной комиссии, прошу не отказать в принятии мер к розыску не оказавшихся в наличности вещей и возврата таковых мне. Особенно для меня дороги соч[инения] Рычкова и Левшина и карта Зап[адной] Сибири, изд[ания] 1846 г., составляющая теперь большую библиографическую редкость и имеющая исключительное значение для той научной работы по истории Сибири и степного края, которые теперь мною заканчиваются.

Георгий Катанаев. 15-го марта 1920 г., г. Иркутск.

Верно, секретарь Т. Евстратов.

ЦА ФСБ России. Арх. № Н-501. Том 7. Л. 96–96 об. (Машинопись, копия.)

Документ № 12

г. Иркутск, 11 января 1920 г.

Протокол допроса задержанного в связи с переворотом 4–5 января 1920 г.

Александра Дмитриевича Сыромятникова, штатного преподавателя военной Академии Генерального штаба

Января 11-го дня 1920 г. я, нижеподписавшийся председатель Чрезвычайной следственной комиссии К.А. Попов, при участии члена комиссии В.П. Денике, в помещении Иркутской губернской тюрьмы, произвел опрос названного выше Александра Дмитриевича Сыромятникова, причем на предложенные вопросы последний отвечал: