Заявление о неверии в мину вовсе не было наигрышем, просто резко изменилось настроение Скобелева, а с ним и его представление о способах штурма. Прекрасно знавший военную историю, генерал стал доказывать руководителю всех инженерных и минных работ полковнику Рутковскому, что великому теоретику и практику фортификационного и минного дела маршалу Вобану, осаждавшему в течение своей жизни несколько десятков крепостей, только в нескольких случаях удалось довести минирование до успешного завершения. Отсюда был вывод: дело это ненадежное. Сегодня мы сказали бы, что такое суждение некорректно: Вобан вел свои осады и минные работы в Европе, где уже к XVII в. была разработана технология контрминирования, о чем текинцы не имели ни малейшего представления.

Командующий потребовал от Рутковского представить соображения на случай, если придется штурмовать 10 января без минного взрыва. Скобелев теперь очень спешил со штурмом, не желал слушать разговоров о его отсрочке. Резоны были те же, плюс еще одна причина: переносить штурм следовало дня на два – на три, а это значило, что пришлось бы брать крепость либо в понедельник, 12-го числа, либо во вторник, 13-го. Скобелев был суеверен: понедельник, как известно, день несчастливый, а 13-е число и подавно.

Взамен мины Рутковский мог предложить только одно средство – пробить брешь артиллерией и очень настаивал на переносе срока штурма на два дня.

Пока командиры обсуждали исторические сюжеты и спорили о преимуществах минной войны, русские умельцы с помощью подручных средств починили заморское сооружение; вентилятор находился в простое всего шесть часов. К этому времени офицерам удалось уговорить своего командующего назначить штурм на 12 января. Последним для генерала аргументом стало: 12 января – Татьянин день, в этот день был основан Московский университет – в какой-то степени alma mater М.Д. Скобелева. Такой понедельник не мог быть несчастливым.

«Томительно долго текут последние дни осады. Отбыв свой караул в траншеях, офицеры стараются как-нибудь убить время – играют в шахматы, читают старые газеты, по рукам ходят даже романы, вроде «Старость Лекока», «Дело под № 113», «Нана» и т. п. Все это перечитывалось по многу раз» [295] . Сам Скобелев выписал в походный лагерь более десятка петербургских и московских газет и журналов – приходят с большим опозданием, – но читать их ему недосуг. Если что он и читает, то все того же многоопытного Вобана (построил и перестроил 300 крепостей): ему нужно знать в деталях, как пробиваются бреши в крепостных стенах.

Один раз русские пушки уже пробили брешь в юго-западной стене, но текинцы ее тут же, под огнем, заделали, продемонстрировав мужество и стойкость. 10 января Скобелев устраивает репетицию штурма. Матросы-минеры под командованием гардемарина Майера и солдаты железнодорожного батальона с подпоручиком Остолоповым во главе подкрались в темноте к крепостной стене и, заложив в наскоро вырытые каморы динамитные и пироксилиновые заряды, поочередно их взорвали. После каждого взрыва из русских траншей гремело «ура», а текинцы метались от одной пробоины к другой, решив, что русские пошли на приступ. Еще в одном месте артиллерия пробивала третью брешь. Эту пробоину специальная брешь-батарея поддерживала открытой более суток, вплоть до настоящего штурма.

В полночь на 12-е адъютанты передали командирам колонн диспозицию к штурму. Диспозиция начиналась словами: «Завтра, 12 января, имеет быть взят штурмом главный вал неприятельской крепости у юго-восточного угла ее» [296] . Задача ставилась скромная: захватить пробоины в стене и часть крепости, ограниченную двумя стенами, сходящимися на угол. Скобелев предполагал, что сопротивление туркмен будет ожесточенным, а потому занятие всего укрепления Денгиль-Тепе могло растянуться на несколько дней. Во главе двух штурмовых колонн были поставлены известные в войсках офицеры полковники Куропаткин и Козелков, отвлекающий маневр был поручен колонне подполковника Гайдарова. Большой резерв оставался в распоряжении самого Скобелева.

Команда минеров, руководимая гардемарином Майером, провозилась с закладкой минного заряда до 12 января. К шести часам утра в понедельник все подразделения были на местах, но матросы все еще продолжали работать в минной галерее в полной темноте, поскольку огонь зажигать было нельзя. В семь часов началась артиллерийская подготовка: одни орудия расширяли брешь в стене, другие бомбардировали внутреннее пространство крепости гранатами. Наконец в 10 часов 30 минут полковник Рутковский доложил командующему о завершении минных работ. Взрыв, а с ним и начало штурма были назначены на 11 часов 20 минут.

Части были выведены на исходные позиции совсем близко от крепости. Существовал риск, что куски стены в момент взрыва могли упасть в траншею, где находились штурмующие, но иначе нельзя – необходимо было воспользоваться замешательством противника после взрыва, которое должно продлиться недолго; несколько минут промедления могли оказаться решающими.

Напряжение нарастает. Скобелев сидит в походном кресле перед траншеей. Его просят уйти, не рисковать; он не слышит. Офицеры смотрят на часы. Поручик Черняк, бледный от волнения, держит в руках концы проводов. Раздается негромкая команда: «Поручик Черняк, приготовьтесь. 30 секунд осталось.» На стенах крепости никого нет – текинцы, видимо, взрыва не ждут. И вот: «Взрывайте!»