Пока я рассматривала коробочку, Мэй вышла на балкон. По комнате раздался нескладный перезвон, многогранно отражающийся от стен — это порыв ветра пробежался по осколкам, ворвавшись сквозь приоткрытые кузиной стеклянные двери. Пробравшись мимо разбитых зеркал, вышла следом за Мэй на балкон, поеживаясь от прохладного воздуха. Вот ведь неугомонная! Сестренка вытащила откуда-то тонкую железку и теперь упоенно возилась с дверным замком. Насколько помнится, я так и не смогла открыть ту дверь в башню.

…А светильник, висящий на стене, играл красивую мелодию, стоило его зажечь…

Я выдохнула воздух, хотя как раз собиралась позвать Мэй обратно, все-таки, сестра была одета по-домашнему легко. Подошла к двери, проводя ладонью по орнаменту — тогда я не обратила внимания на семь выступающих квадратиков, расположенных ровно посередине двери.

— Дон, — нота «до» повисла в воздухе, стоило нажать на первый из них.

— Динь! — тренькнула третья «ми».

Мэй прекратила ковырять замок и отошла в сторонку, чтобы не мешать. На ее лице застыло сосредоточенное выражение. Кажется, кузина тоже догадалась, как открывается дверь, но вот саму мелодию не помнила. Да и ноты знала плохо, в отличие от меня.

Тихонько напев начало, которое играла музыкальная шкатулка, я уверенно прошла по «клавишам», доигрывая конец.

Изнутри что-то заскрежетало, а затем дверь медленно и торжественно приоткрылась.

Механизм заклинило на середине, оставив небольшой проем, в который с трудом можно было протиснуться. Мы с Мэй попробовали его расширить, но без толку — дверь ни на сантиметр не сдвинулась. Пришлось пролезать так, протолкнув по полу телефон с включенным фонариком, чтобы в темноте не навернуться.

Внутри пахло холодом и сыростью. Вполне логично, учитывая, сколько времени не открывалась башня. Подняв телефон, я огляделась. Мы находились на небольшой площадке, вверх и вниз от которой уходила винтовая лестница. По стенам змеилась плесень, кое-где фосфоресцируя, а деревянные перильца оказались изрядно потрескавшимися.

— Вверх или вниз? — спросила я кузину, и она показала пальцем в небо. Конечно, можно было разделиться, сократив время осмотра. Но Мэй оставила свой сотовый в комнате, и фонарик у нас был один на двоих. Да и не хотелось — место было незнакомым. Что бы ни говорила Сакура по поводу дома, соваться в одиночку в темные углы я не собиралась.

Ступеньки скрипели под ногами, пока мы поднимались на башню. В какой-то миг возникла мысль, что неплохо бы позвать ребят, но я отмела ее как несущественную. Сомневаюсь, что метаморф настолько обнаглел, чтобы сидеть у нас под носом.

Лестница привела к очередной двери, без запора. Несильно толкнув ее, мы оказались в просторной комнате, завешанной пылью и паутиной. Большое окно сохранило витраж весеннего луга и прекрасно пропускало лучи света, освещая пространство, и я выключила фонарик, решив не тратить зарядку.

Признаться, я ожидала попасть в спальню влюбленных, и потому, вид детской меня удивил. Повсюду были разбросаны тряпичные куклы-воины. Деревянная лошадка стояла в углу, с накинутой поверх маленькой рубашкой — игрушка выцвела от времени, а по хвосту пошла трещина. Широкая кровать была спрятана под балдахином, но Мэй бесстрашно откинула его, обнаружив только смятые простыни. В комнате царило то же уныние и запустение, что и в доме, но отчего-то именно позабытая детская вызвала гнетущую тоску.

Вот что странно, до этого я не задумывалась, что случилось с сыном Сакуры. Вернулся ли монстр, напавший на родителей, за малышом? А если нет, кто забрал ребенка, и где он воспитывался? Ведь именно он должен был стать наследником!

Из-за туч выглянуло солнышко, расплясавшись по стенам разноцветными бликами, и обратило мое внимание на зеркало — оно было идеально чистым, в отличие от остального в комнате. А значит, Сакура частенько сюда заглядывала. Горевала ли она о сыне? Или за годы боль стихла, оставив только воспоминания, грустные и чуточку счастливые?

Пока я рассматривала комнату, Мэй залезла в шкаф, подняв целый ворох пыли и моли. Вещи она складывала стопкой, очень аккуратно, стараясь не мять и попусту не дергать. В другую сторону шли различные мелкие игрушки, пустые баночки из-под кремов и ароматических масел, оторванные пуговицы и ремешки. Кузина искала ключ — сосредоточенно, не отвлекаясь на историю дома. Порой, она казалось мне более серьезной, чем я сама.

Задумавшись, я еще раз прошла по комнате, надеясь найти хоть какую-то зацепку. Взгляд то и дело цеплялся за мелкие детали, неважные, но рассказывающие о жизни обитателей дома. С легкостью, я могла представить себе смешливого мальчонку, старательно рисующего на холсте — его работы, истертые до дыр, были небрежно разбросаны по письменному столу, а пол рядом с детским мольбертом и скамеечка около него, заляпаны краской до невозможности. Я видела, как мальчик с серьезным лицом строил крепость в углу — баррикады из деревянных брусочков, мостики, и бравые солдаты внутри. С одной стороны крепость была разломана, и у прохода выстроилось целых три воина. Еще были книги: и детские сказки, на трех разных языках, аккуратно стоящие на полке, и небольшой томик поэзии, которой, по-видимому, увлекалась Сакура. Одна из страниц книги была заложена тканевой закладкой из серебристых нитей с синими бусинами, и я с удивлением узнала в стихах бессмертного классика.