Надежда опустилась на корточки и осторожно заглянула в щель между досками.

За окном было темно, и в первый момент ей ничего не удалось разглядеть. Однако скоро ее глаза привыкли к скудному освещению, и она разглядела мрачный полутемный подвал, пол которого были завален грудами пустых мешков и ящиков. Один угол подвала был расчищен, и там, на голом цементном полу, валялся со связанными руками и ногами уже знакомый Надежде человек – тот самый, которого она видела возле памятника Тургеневу.

Надо сказать, что с тех пор его внешность еще больше пострадала. Видавший виды костюм был помят и безнадежно испачкан, лицо разбито, нос распух, рот окровавлен, под правым глазом проступил здоровенный синяк. И судя по всему, это был еще не конец.

Над несчастным стояли два человека в одинаковых черных костюмах. Они по очереди били его ногами, как будто выполняли какую-то трудную, но необходимую работу. Человек на полу при каждом ударе глухо вскрикивал и пытался отползти.

Наконец экзекуция прервалась. Один из людей в черном наклонился над жертвой и проговорил усталым ленивым голосом:

– Ну что, Фалалеев, тебе еще не надоело? Может, прекратишь играть в несознанку? Скажи, зачем тебе понадобились те старые материалы! Скажи, с кем ты должен был встретиться возле памятника?! Кто сунул нос в то старое расследование?

Мужчина на полу молчал, только мучительно стонал.

– Значит, не хочешь по-хорошему… – Человек в черном притворно вздохнул, замахнулся и изо всей силы ударил лежащего ногой.

Тот охнул от боли, застонал и проговорил заплетающимся языком:

– Не надо… я все скажу… все что знаю…

– Так говори!

– Это тот мужик, что тогда попал в аварию… Шубин его фамилия… Он сам меня нашел, денег дал и еще больше обещал, если я ему те материалы достану…

– Шубин? – удивленно переспросил человек в черном и переглянулся со своим напарником. – Это что за Шубин?

– Да это мужик из «ауди», – отозвался тот. – Ну, который столкнулся с «крузером»…

– Я что-то не врубаюсь! Он что, жив остался?

– Остался… – неохотно проговорил напарник.

– Нехорошо! Грязная работа!

– Да он память потерял! – протянул напарник. – Совсем ничего не помнил, ну, мы и подумали…

– Подумали! Думать надо только в исключительных случаях, а во всех остальных – исполнять приказы! Видишь, что теперь выходит? Потерял, говоришь, память – и снова нашел! И начал совать нос не в свое дело! Ладно, с этим мы разберемся…

Он снова наклонился над лежащим и спросил сквозь зубы:

– Ты ему уже отдал материалы по делу?

– Нет! – прохрипел тот. – Я с ним еще поторговаться хотел… Думал побольше денег слупить…

– Ладно, тут все ясно. Надо этого Шубина искать, исправлять, как говорится, ошибки молодости.

– А с Фалалеевым что делать? – спросил напарник, ткнув лежащего носком ботинка.

– С Фалалеевым? – Человек в черном усмехнулся. – А с ним ничего не надо делать! С ним тут без нас разберутся!

– Кто?

– Крысы! – Человек в черном посветил фонариком по углам подвала, и оттуда донесся громкий противный писк.

– Крысы? – переспросил напарник. – А ты уверен…

– Уверен! Через несколько дней от него одни кости останутся! Не раз проверяли!

– Ребята… – раздался снизу слабый голос Фалалеева. – Не будьте зверями! Пристрелите меня!

– Может, и правда того… пристрелить? Не слишком ли это… того… жестоко?

– Чего? – Человек в черном удивленно уставился на напарника. – Ты у нас что, мать Тереза? Что-то я раньше за тобой такого слюнтяйства не замечал!

– Ну, одно дело – морду разбить или там пару ребер, а тут – крысам скормить…

– И это как раз правильно! – поучительным тоном произнес человек в черном. – Фалалеев сам крысятничал, на деньги польстился, значит, самое правильное – скормить его крысам! Это как раз будет по понятиям! А пристрелить – это последнее дело: пулю потом могут найти, разбираться начнут, кто стрелял да почему… А так, сожрали крысы бомжа, кому до этого есть дело?

– Ребята, не бросайте меня так! – лепетал Фалалеев. – Будьте людьми! Пристрелите!

– Раньше надо было думать!

С этими словами человек в черном развернулся и торопливо покинул подвал.

Напарник последовал за ним, на прощание бросив на Фалалеева сочувственный взгляд.

Тот только стонал и всхлипывал.

Надежда не сводила с него глаз.

«Ну, теперь-то, надеюсь, ты поняла, в какую скверную историю влипла? Теперь-то ты поедешь домой?» – снова дал о себе знать рассудительный и трезвый голос, но на этот раз он звучал робко и неуверенно.