Что ж, видимо, так и было: столь велика благодать, окружающая имя Ильи Муромца.

Вот такой святой есть в Русской Церкви, у которого вместо жития — свод былин, но былины эти более точны и подробны, чем иное житие. В них — дух живой, живая благодать, народная память о святом воине. Говорят, что сейчас былин уже давным-давно не поют… Что ж, — но устное предание всё равно сохраняется. Поезжайте в Муром, в село Карачарово, — а оно до сих пор стоит!.. Там вам расскажут, что родители преподобного жили не в самом селе, а в лесу, самой его чаще, в гуще, — и потому носили прозвище Гущины. Сам Илья тоже поначалу называл себя Гущиным, пока за ним не утвердились другие прозвища — Муромец и Чёботок (это за то, что как-то, застигнутый врасплох врагами, он отбивался от них одним чёботом-сапогом, — и всех перебил). Гущины до сих пор живут в Карачарове, и все они люди крепкие, здоровые, и каждый считает себя прямым потомком Ильи Муромца. Вам покажут место, где стояла Троицкая церковь, построенная Ильёй, а ещё покажут кости доисторических чудовищ, в изобилии разбросанные по всей Муромской земле. «Это Илья их перебил!» — убеждённо говорят земляки святого богатыря. Он живой, он и поныне защищает нас от всех чудовищ, ползущих на нашу землю, и если Россия до сих пор держится, — в этом и его заслуга.

По моему глубокому убеждению, не стоит русскому православному человеку спешить в зарубежные паломничества, будь то хоть Афон, хоть Святая Земля: прежде всего Православие нужно постигнуть у себя на родине. Человек, не побывавший у наших древних святынь, не поймёт и Афона.

Да, наши монастыри по большей части разорены, да, современная духовная жизнь нередко духовна только по названию, — что с того? Земля хранит святость. Нужно прислушаться к земле, присмотреться к пейзажу, — а это, конечно, за полчаса автобусной экскурсии не успеешь, — нужно надышаться воздухом святыни… Тогда-то душа ваша и поймёт что-то важное…

Вот, например, Ферапонтово. Моя бы воля, я бы организовал паломничество туда таким образом: пусть первые два дня паломники только ходят по окрестностям, по селу, по лесам, купаются в озере, собирают грибы… К монастырю пусть близко не подходят, пусть любуются на него только издали. Пусть просто насыщаются ферапонтовским духом. И вот когда городская жизнь чуть-чуть забудется, когда душа, скукоженная от городских забот, нестроений, суеты, начнёт потихоньку дышать, оживать, — вот тогда можно будет заглянуть и в монастырь. И посещать его дня три подряд, спокойно, никуда не спеша, вглядываться в древнюю роспись, постепенно открывая для себя один образ за другим… Пусть паломникам станет ясно родство святой Вологодской земли и великой русской иконописи… Тогда-то чудо дионисиевских фресок можно будет оценить — если не в полной, то хотя бы в некоторой степени.

Это мечты, конечно…

Дионисий в череде русских иконописцев — особый мастер. Искусствоведы любят проводить такую параллель: на Западе в ту же эпоху (XIV-XV века) творили такие мастера, как Леонардо, Микеланджело и Рафаэль, — высший подъём европейской живописи. У нас были Феофан Грек, Андрей Рублёв и Дионисий — высший подъём русской иконописи. Причём параллель можно продолжить: полному суровой мощи Микеланджело у нас соответствует могучий мыслитель Феофан Грек; к исполненному гармонии, мудрому Леонардо близок возвышенный Андрей Рублёв; а нежному, изящному Рафаэлю соответствует наш «пресловущий началохудожник» Дионисий.

Люди до сих пор не перестают удивляться «Распятию» Дионисия: не найдёте вы на этой иконе ни малейших намёков на то, что Господь на кресте жестоко страдал. Это «Распятие» дышит покоем и радостью, любовью и умилением. И правильно: пусть католики упирают на страдания — их распятия порой настолько натуралистичны и страшны, что при взгляде на них не молиться хочется, а убежать и спрятаться. Для Православия же распятие и крестная смерть неотделимы от Воскресения, от Спасения человеческого рода… А Спасению радоваться должно… Дионисий это понимал.

Дионисия укоряют за то, что он-де постов не соблюдал во время работы в отличие от прочих благонравных иконописцев. Даже прозвище у него есть — Баранья Нога: дескать, перед началом росписи храма Рождества Богородицы в Ферапонтовом монастыре художник со своими сыновьями-подмастерьями основательно закусили копчёной бараньей ногой. Ну, может быть, — что тут возразишь… Но подумайте лучше о другом: к работе в Ферапонтове Дионисий готовился всю жизнь, всю жизнь мечтал найти небольшую обитель вдалеке от Москвы с её шумом и суетой, чтобы природа вокруг дышала покоем и святостью, чтобы фрески стали как бы средоточием, сердцем окружающей их красоты… Всю жизнь готовился он к тому, чтобы создать живописную песнь Богородице, — обдумывал её, молился, учился у старых мастеров… Всю жизнь! Вот что важно…

Ферапонтов монастырь, расписанный им, — это как бы загородный дворец Пресвятой Богородицы. Знаете, как в петербургских пригородах: там, где наши царицы любили прогуливаться на природе, для них строили небольшие дворцы или просто домики, чтобы можно было отдохнуть от долгой прогулки, выспаться, попить молока… Такое же впечатление производит и обитель в Ферапонтове: сюда приходит Царица Небесная после путешествий по Вологодской земле, здесь Её дом, здесь Она встречает свой народ… Дело в том, что дионисиевская роспись представляет собой ряд иллюстраций к Акафисту Пресвятой Богородице, и куда ни посмотришь, всюду встречаешь Её лик. Кстати, именно Дионисий первым из наших иконописцев начал трактовать Богородицу не только как Матерь, но и как Царицу. Даже в первую очередь как Царицу. Это, с одной стороны, объяснялось тем, что именно в то время Русское Московское царство начало подниматься из небытия во всём своём блеске и славе: идея Царства — земного и Небесного — была тогда особенно дорога русским сердцам. С другой стороны, время жизни Дионисия совпало с распространением на Москве ереси жидовствующих, которые отрицали и святость Богородицы, и, кстати, иконопись как таковую. Фрески Ферапонтова монастыря были своего рода ответом еретикам, доводом в споре: Богородица во истину свята и в святости Своей Она превыше всего земного и небесного, Она — истинная Царица всея твари…

И под стать такой Царице небольшой путевой дворец Её — Ферапонтов монастырь, Её загородный домик, расписанный великим Дионисием. Побывать там в гостях — это не меньше (по крайней мере!), чем съездить на Афон. Только помните, что Вологодский край — это не та земля, чьи красоты бросаются в глаза сразу. В них нужно вжиться… То же и дионисиевские фрески: всмотреться в них надо, чтобы их основной тон — голубой — слился с небом Ферапонтова, чтобы в людях на фресках увидеть отцов и дедов нынешних жителей Вологодчины (кстати, Дионисий, изображая второстепенных героев своих росписей, «толпу», антропологически очень точно воспроизводил современных ему русских людей)…