Габышев Леонид Андреевич
Шрифт:
— Верочка, ты согласна за меня замуж?
— Не знаю.
— Милая, голубушка, прости меня, я вчера вечером посмотрел твою сумочку…
— Ну, — сказала она и внимательно посмотрела.
— Я прочитал бумаги…
Она часто затягивалась, смотря мимо него.
— Ну и что?
Он молчал.
— Да, я обманула тебя. Да, я сидела по сто пятнадцатой. Что из этого?
— Милая, мне не важно, по какой ты сидела, мне важно, что я тебя люблю и предлагаю выйти за меня замуж.
Она молчала.
— Милая, не стесняйся, об этом никто не узнает. Я не спрашиваю, как это получилось, но если расскажешь, послушаю. И не осужу.
Она затянулась несколько раз.
— А-а, так получилось. Я после восьмого класса с Розой Шмидт поступила в Тюмени в медучилище. Ты помнишь Розу Шмидт?
— Помню, даже очень хорошо. Невысокого роста, симпатичная, грудастая. Она с тринадцати лет вовсю гуляла с падунскими парнями.
— Ну вот, поступили мы с ней учиться. А как-то осенью я попала на гулянку. Ко мне привязался парень. Мы остались в комнате одни. Он хотел меня. И приставал полночи. Я подпитая была и плюнула на все. А, думаю, раз хочет, то на. Вскоре бросила училище и поступила работать. Потом от одного заразилась. Потом сама заразила другого. Меня вызвали в диспансер и сказали, чтоб лечилась. Но мне, понимаешь, было стыдно. Меня сильно любил Стаська Баринов, он тоже в Тюмени учился, ты знаешь его?
— Знаю. Толстоморденький.
— Он здорово меня любил. Узнав, что болею, два раза водил в диспансер. Но я не хотела. Он плакал, ты понимаешь, плакал, уговаривая меня лечиться. Милиция хотела посадить, но мне не было восемнадцати. Потом, когда исполнилось, взяли. Вот и все. Видишь, какая я нехорошая, разве можно меня любить?
— Можно. И я люблю. А это надо просто забыть. Выходи, выходи за меня замуж.
— Не знаю, просто не знаю. Извини, я сейчас ничего не скажу — Она помолчала. Ну а освободившись, получила паспорт и скорее из дому, к Жене, к тебе, значит. Она улыбнулась. Там я жить не захотела.
— Отец с матерью вдвоем остались?
— Нет. Брат с ними живет Он тоже недавно освободился. За хулиганство два года отсидел.
Коля подумал «В вологодской тюрьме мечтал, при каких невероятных обстоятельствах мог бы встретиться с ней. А ведь мог бы! Ее посадили в апреле, а я освободился в июне. Если б отправили в тюменскую тюрьму, мог бы там ее увидеть, только не узнал бы. А с братом мог сидеть в одной зоне, если б отправили в Тюменскую область. Она б к нему приехала на свиданку, и я бы встретился с ней».
Выкурив еще по сигарете, пошли домой. Мать собиралась к дочери. У внучки день рождения.
— Приходите часам к пяти, — сказала мать, уходя.
Он сел на диван и обнял Веру.
— Не надо…
Вечером пошли на день рождения. Выпив вина, она повеселела и болтала с колиными племянницами. Но когда пришли домой, вновь стала грустной.
Утром ушел на работу — Вера спала. Вернувшись, застал веселой. В вечернюю школу опять не пошел.
— Голубка, ты весь день была одна. Надумала чего-нибудь?
— Я могу остаться в Волгограде, но замуж выходить не буду. Раз любишь меня, устрой на работу и помоги прописаться.
— Можно на наш завод. И общежитие есть.
— На ваш так на ваш.
— А потом выйдешь за меня?
— Нет, наверное.
— А встречаться будем?
— Может быть.
— Вера, ты точно решила, что замуж за меня не пойдешь?
— Не пойду. Устраивай на работу. Дай тетрадку, письмо напишу…
— А ты кому пишешь?
Она подняла глаза.
— Я с ним в Тюмени в КПЗ познакомилась. Камеры были напротив. Он говорил, что любит меня. В зону письма писал.
— Из зоны?
— Да, из зоны в зону.
— Ты в зону ему пишешь?
— В зону.
— Сколько ему сидеть?
— Больше года.
— Он знал, за что ты сидишь?
— Знал, конечно.
«Что за человек? — думал он. — Пишет парню в зону, и ей наплевать, что я сижу рядом. Пиши-пиши, все равно письмо дальше почтового ящика не уйдет».
Пришли Галя с Геной. Гена веселый, видать, грамм двести тяпнул.
— Как дела? — спросил он.
Ему не ответили. Вера, заклеив конверт, стала рисовать на газете причудливые силуэты. Гена рассказал несколько анекдотов, она заулыбалась и, встав, сказала:
— Пошли, бросим письмо.
Почтовый ящик висел на здании нарсуда.
Закурили. Она на все вопросы отвечала весело, и ее веселье навевало на Колю тоску.
Гена часа полтора развлекал Колю и Веру, а потом заторопился домой. Галя осталась ночевать дома.
— Я тебя провожу, — сказал Коля, — мне надо позвонить, — и подумал: «Что же с собой взять? А-а, возьму две отвертки и фонарик».
На улице Гена сказал:
— Старик, у меня к тебе базар. Мне Вера говорила: «Бросай Галю и сбежим с тобой».