— А ты не врешь?

— Какой смысл. Я не собираюсь с ней сбегать.

Проводив Гену, пошел назад. Около нарсуда позыркал по сторонам. Ему не приходилось вскрывать почтовые ящики. Посветив фонариком, понял, как его открыть…

Письмо вылетело…

Оно было коротким, но обнадеживающим. Вера не написала ни одного ласкового слова, но мельком виденного в КПЗ парня не забыла. Он порвал письмо в клочья.

В комнате Вера разговаривала с Галей. Взяв тетрадку со стола, увидел клочок газеты. На нем, без знаков препинания, написано: «Иди ко мне моя любовь ты и только ты один». «Неужели Генке писала? — подумал он. — Как быть? Помогать устраивать на работу или нет? Если помогать, надо идти к начальнику отдела кадров. Но он спросит, за что сидела? Хорошо, скажу за хулиганство. В милиции потребуют справку об освобождении. И комендант общежития будет знать, за что она сидела. Да-а. Потом будет жить рядом, а со мной не хочет встречаться, будет назначать свидания с другими. И все на моих глазах. Если сейчас парню при мне письмо писала, то что потом? С работы буду спешить, чтоб увидеть ее, и школу заброшу. Об институте и думать нечего». И он представил: Вера идет по Бродвею с симпатичным парнем под руку и улыбается. Парень говорит ей ласковые слова. «Боже, Верочке говорит ласковые слова другой, а я иду следом». У него кровь хлынула к лицу. «Нет, я не сдержусь, или парню чего-нибудь сделаю, или ей. О, неужели я Веру ударю? Нет-нет, я не смогу жить рядом с ней, если она не будет моей. Неужели придется позорно бежать из Волгограда, чтоб чего-нибудь с ней или с кем-нибудь не сделать? Нет, в одном городе нам не жить. Она на расстоянии забирала все мои чувства, а здесь всего вымотает. Нельзя ее оставлять в Волгограде. Когда ее не будет, сброшу ярмо неразделенной любви. Надо вырвать любовь из сердца. Но как? Может, разругаться с ней, оскорбить даже, и тогда надежды на ее руку не останется. Она будет жить в другом городе, и я ничего не буду о ней знать. Надо, обязательно надо порвать отношения по-крупному. Она обидится и никогда не простит. Сейчас же с ней поговорю».

Галя вышла в коридор, и Вера, встав с дивана, сказала:

— Хочу курить.

На улице закурили.

— Коля, поговори завтра с начальником отдела кадров.

— Вера, ты предлагала Генке сбежать?

— Ничего я ему не предлагала, — жестко ответила она.

— А кому записку написала?

— Какую записку?

— Иди ко мне, моя любовь, ты, и только ты один.

— А-а, какая это записка. Просто написала.

— Кому?

— Да никому.

— Просто так написать можно, но ты вырвала запись. Значит, хотела ему отдать.

— Отстань.

— Парню письмо написала, записку неизвестно кому, и просишь меня помочь. Хорошо, помогу. А потом будешь жить рядом и гулять с другими.

— Не хочешь помогать устраиваться?

— Если станешь женой.

— А если нет?

Он помедлил с ответом.

— Не хочу.

— Не хочешь — не надо. Завтра уеду.

— Куда?

— В Кемерово.

— К кому?

— К родственникам.

— Еще раз говорю: согласишься замуж за меня — у нас и пропишешься. А на работу устроишься, куда захочешь.

— Я сказала: замуж за тебя не пойду. Все, завтра уезжаю.

Утром мать разбудила Колю и ушла на работу. Комнату освещала настольная лампа. Натянув брюки, шагнул к дивану и посмотрел на Веру: она лежала с закрытыми глазами, но не спала.

— Что уставился? — она открыла глаза.

— Вера, Верочка, зачем ты так?

Она уперла взгляд в холодильник.

— Ну что, Вера?

— Что-что, я тебе вчера сказала что.

— Значит, уезжаешь?

— Отвернись, я оденусь.

— Верочка, — он подошел к дивану.

— Отойди и отвернись.

Коля сел на стул к ней спиной. Она оделась.

— Сейчас еду на вокзал.

— Я провожу тебя.

— Не надо.

— Провожу и куплю билет.

Она промолчала.

— Пойду позвоню на работу, скажу, что беру ученический, — сказал он и, взяв сумочку Веры, достал документы.

— Пока хожу, будут у меня. Чтоб без меня не уехала.

— Собираемся. Давай документы, — сказала Вера после завтрака.

— Никуда документы не денутся. Верочка, может, останешься?

— Я сказала: нет.

— Милая, я понимаю, ты уезжаешь. Верочка, — он подошел к ней и протянул руку, чтоб погладить, но она отступила к буфету.

— Не надо.

— Милая, сейчас ты поедешь, и я провожу тебя. Но перед отъездом я хочу тебя, хочу очень. — Он приблизился к Вере, и отступать ей некуда. Сзади буфет, справа шифоньер, слева стена.

— Но я не хочу, ничего не хочу.

— Вера, Верочка, — нежно шептал милое сердцу имя, — Верочка…

— Отойди!

«Лучше б оттолкнула или обругала, или сказала, что не любит и потому не хочет. Раз она не говорит — скажу я. Оскорблю, чтоб не было к ней возврата».

— Вера, а ты не думаешь, что я могу с тобой в Кемерово поехать?

— Зачем? Я тебя с собой не возьму.

— Да, конечно, я не поеду с тобой. Зачем? — Он помолчал. — Вера, понимаешь, кем ты для меня была? А кем останешься? Я заместо иконы на тебя молился, а сейчас, сейчас на кого мне молиться? Тот идеал, о котором столько мечтал, тает на глазах. Не представляю, что было бы со мной, если б ты приехала ко мне той чистой девушкой, похожей на юную Веру, о которой мечтал, и, посмотрев на меня и выслушав, сказала: «Я все тебе прощаю», и, пробыв у меня несколько часов или дней, поехала в Кемерово, То есть, чтобы у нас с тобой ничего не было и чтоб ты даже не разрешила к себе прикоснуться. Тогда бы рванул за тобой не только в Кемерово, но и на край света. А так, как вышло, к лучшему, потому что ты убила юную Веру, оставив образ распутной девки. Ты меня ни во что не ставишь. Да, ты симпатичная, но девчушка Вера была красавицей. Как ты изменилась! Может, и осталась бы ты в Волгограде, и вышла бы за меня замуж, будь у меня квартира и хорошая зарплата. А ты уезжаешь в Кемерово искать счастье. Что ж, желаю его найти. Я потерял тебя юную, хотя ты моей не была. Это время посмеялось надо мной, изменив до неузнаваемости тебя. Но я благодарен, что ты родилась, и я столько лет к тебе стремился. Ради тебя выжил и освободился. Вот за это спасибо. Спасибо даже не тебе, а твоим родителям: они родили тебя такой, какую я полюбил в пятом классе. А ты издевалась надо мной, с Генкой хотела сбежать. Ну скажи, скажи, что не хотела с ним сбежать?

У Веры глаза заволокло слезами. Она стояла, потупившись, и смотрела Коле в грудь.

— Ничего я Генке не говорила. Врет он.

— Аха, врет. Ну допустим, что врет. Но любовную записку написала ему ты.

Она неслышно плакала, и ее черные глаза серебрились.

— Не отвечаешь. И парню в зону при мне писала — травила меня. И настроение по три раза на день менялось. В первый день была ласковой и меня хотела, а потом будто бес в душу залез, став девчонкой-недотрогой с повадками змеи. Сколько в тюрьмах я видел людей, и многие из-за вас, женщин, сидели. Что ж, езжай в Кемерово, ищи счастье там.