Желтов Виктор Васильевич
Шрифт:
Прежде всего, российский геополитик выделяет цивилизации, существующие на пространстве Евразии: романо-германскую (Западная Европа), арабо-иранскую (Ближний и Средний Восток), российскую, китайскую, индийскую. Между этими цивилизациями образовался после распада СССР «сквозной пояс суверенных пространств, который протянулся через континент от Польши и Прибалтики до Памира и Тянь-Шаня, охватывая Восточную Европу с Балканами, Кавказ и постсовесткую Центральную Азию». Этот пояс, образованный переходящими друг в друга перифериями всех цивилизаций Евразии, Цымбурский обозначил как Великий Лимитроф.
В отличие от «евразийцев» В. Л. Цымбурский считает, что Россия – разрушительница Евразии, а Великий Лимитроф – это все то, что от нее осталось. Из этой констатации делается вывод, что в отношении лимитрофных государств Россия должна проводить политику, основанную на «прагматизме выгоды», а не на «интернационализме бескорыстия». Поэтому Великий Лимитроф – это сфера жизненных интересов России, но интересов геополитических, а не внутриполитических.
Лимитроф, окаймляя Россию по всему периметру сухопутных границ и состоящий теперь из суверенных государств, отделяет ее от всех евроазиатских цивилизационных ареалов, которые сложились возле незамерзающих океанских акваторий. Эта новая геополитическая ситуация поставила и важнейший для судеб Евразии вопрос: «станут ли отдельные секторы Лимитрофа – Восточная Европа, Кавказ и «новая» Центральная Азия – посредниками между соседствующими с ними цивилизациями, связуя и вместе с тем разделяя их, или же весь Лимитроф окажется насквозь соединен в противостоящую большинству платформ Евро-Азии стратегическую и геоэкономическую целостность с прямым выходом через Восточную Европу на Евро-Атлантику, которая видит себя в роли «всемирной цивилизации»?
На пространствах Лимитрофа, считает Цымбурский, должна проявиться зарождающаяся сегодня борьба между двумя тенденциями развития мира – к униполярности или к реальной силовой многополярности, что, по-видимому, и составит главное содержание мировой военно-политической истории в ближайшее пятидесятилетие. России неизбежно придется определять свою позицию в складывающейся ситуации.
Такой взгляд российского геополитика опирается уже не на цивилизационный, а на геоэкономический фактор. Им предлагается использовать положение России между Евросоюзом и Азиатско-Тихокеанским регионом (АТР) для образования коммуникационной системы между ними, своего рода «тихоокеанского плацдарма в глубине материка». Смысл подобной геополитической перспективы Цымбурский видит в том, чтобы создать в Евразии новую геоэкономическую ситуацию, «столкнув друг с другом мирохозяйственные Большие Пространства таким образом, чтобы Россия, не разрываясь между ними, стала бы для одного из них необходимым агентом воспроизводства и экспансии». Россия же в свою очередь могла бы включиться в разделение труда внутри АТР.
Южная часть Лимитрофа могла бы, по его мнению, в перспективе быть использована Россией для продвижения своих интересов в область Индийского океана и тем самым укрепления своих границ и создания предпосылок для сотрудничества цивилизаций в этом регионе.
Цымбурский считает, что такой концептуальный подход позволяет охватить единой геополитической логикой все множество российских интересов в зоне Великого Лимитрофа от Причерноморья до дальневосточного Приморья, и сформулировать прагматические цели. Во-первых, попытаться «геоэкономическими средствами и методами изменить мировой порядок в направлении, повышающем статус России». Во-вторых, «обеспечить безопасность ее урало-сибирского коммуникационного ядра и опереть целостность страны на новые основания, поднять международную геоэкономическую значимость этой российской пятой «скрепы» и прочнее завязать на нее «угловые» приморские регионы с их экспортно-импортными и транзитными выходами в мир».
Наиболее проблемным местом в Великом Лимитрофе для Россиия вляется, по мнению Цымбурского, его восточно-европейский сектор. Поскольку Запад может использовать Лимитроф для изоляции России, то последней необходимо обеспечить свое влияние на его ось, проходящуюот Калининграда до Крыма, «отъединить «хартленд» от Восточной Европы».
Лидерам России, отодвинувшейся от Европы за пространства ставших суверенными государствами бывших республик СССР, необходимо решить, каким образом, ставит проблему Цымбурский, изменить положение страны как «европейского транспериферийного хинтерланда» и занять достойное место не только на континенте, но и в мире в целом.
Цымбурский справедливо полагает, что для достижения поставленных целей перед российской геополитикой «ни изоляционизм, ни евразийство в духе Петра Савицкого и Льва Гумилева в качестве практической политики сейчас не годятся» [153] .
И еще об одном. Проблема Евразии привлекает внимание многих ученых, политиков, военных, руководителей, особенно тех из них, кто ориентирован на добычу и переработку сырья. Этот интерес проявляют как в Европе, так и в США: проблема энергоносителей, например, побуждает представителей и Старого, и Нового континентов неотрывно и небескорыстно следить за развитием событий. Вот что, например, пишет З. Бжезинский: «Евразия – это суперконтинент земного шара, играющий роль своего рода оси. Та держава, которая на нем доминирует, будет оказывать решающее влияние в двух из трех наиболее развитых в экономическом плане регионов планеты – Западной Европе и Восточной Азии» [154] .
153
См.: Ашенкампф Н. Н., Погорельская С.В. Указ. соч. – С. 52–55.
154
Бжезинский З. Геостратегия Евразии // Независимая газета. – 1997. – 24 октября
Для Бжезинского нет никакого сомнения в том, кто будет господствовать в Евразии: «Вряд ли какое государство может сравниться с Соединенными Штатами в четырех ключевых областях – военной, экономической, технической и культурной, придающих стране глобальный политический вес» [155] .
Уместно заметить, что те глубокие преобразования, которые начались в нашей стране в середине 1980-х гг., проводились в первое время под знаком приобщения Советского Союза к неким общечеловеческим ценностям и на основе этого включения страны в мировую цивилизацию. Большие надежды в те годы возлагались на строительство «европейского дома». Как тут ни вспомнить прозорливое замечание Л. Н. Гумилева о том, что величайшее заблуждение состоит в том, что итогом строительства «общеевропейского дома» станет торжество общечеловеческих ценностей [156] .
155
Там же.
156
См. Гумилев Л. Н. Указ. соч. – С. 182.
Еще более иллюзорными оказались надежды на бескорыстную «помощь» Запада. «Те романо-германские державы, которые окажут России помощь, – утверждал Н. С. Трубецкой, – сделают это, конечно, не по филантропическим побуждениям и постараются поставить дело так, чтобы в обмен на эту помощь получить Россию в качестве своей колонии» [157] .
Европа стремится, по его убеждению, к утверждению постисторического рая, где господствовали бы кантовские идеалы вечного мира. В свою очередь, Джон Халсман заявляет, что европейцы выходят из истории: Европа, чей военный бюджет составляет треть военного бюджета США, не обладает средствами и волей, ее экономика отступает в силу неспособности европейцев ее реформировать. Европа разделена британскими, немецкими и французскими концепциями, а потому неспособна объединиться. К тому же слабая и разделенная Европа извращена антиамериканизмом.
157
Трубецкой Н. Русская проблема // История. Культура. Язык. – М., 1995. – С. 296.