На последней странице этой главы он увидел еще одну приписку дрожащим почерком: «Здесь он умер». А под ней — завершающий штрих, берущий за сердце: «Жаль, что я тоже не умерла. Э.Г.».

Элинор Грей побывала здесь.

Ратлидж с победоносным видом захлопнул книгу.

Элинор Грей все-таки добралась до Шотландии. Вопрос в другом. Уехала ли она отсюда?

Миссис Реберн все больше проявляла нетерпение. Ратлидж распахнул дверцу шкафа, не дожидаясь ее возражений, но увидел, что в шкафу ничего нет. Он перешел во вторую спальню, а потом в гостиную.

Больше в доме ничего личного не осталось. Если бы сегодня сюда въехал новый жилец, он бы вряд ли понял, что за человек был его предшественник. Какие у него были интересы, вкусы, что он любил, а что нет — с детства и до смерти. Видимо, все вещи, кроме книг, давно убрали на хранение или отдали миссионерам.

Сохранились ли здесь другие следы пребывания Элинор Грей, не замеченные при генеральной уборке?

«Она не рассчитывала, что здесь что-то найдут», — тихо сказал Хэмиш.

«Да, — про себя ответил Ратлидж. — И это очень грустно».

Вслух он спросил:

— Прокурор… мистер Бернс… часто наведывается сюда?

— Наведывался, когда разбирал вещи сына… потом. По-моему, сейчас дом хранит слишком много воспоминаний, да и дела нечасто позволяют ему приезжать сюда. Если моя племянница выйдет замуж, я, может быть, куплю у него дом… Я уже не так молода, как когда-то, мне приятно будет, если она будет жить по соседству со мной.

«Но не в одном с тобой доме», — заметил Хэмиш, уловив интонацию, с какой были произнесены последние слова.

— Я-то надеялась, что Барбара выйдет замуж за капитана. Но он уехал и нашел себе другую невесту. Жаль. Она… Джулия… умерла от аппендицита. Если бы он вернулся с войны свободным, уж я бы приложила руку к тому, чтобы их сосватать!

Они вышли так же, как и вошли. Пока миссис Реберн запирала калитку, Ратлидж пошел гулять по саду.

— Когда-то здесь было очень красиво, — пояснила миссис Реберн, ковыляя за ним между клумбами. — Теперь садовник кое-как поддерживает все в порядке, но не очень старается. Правда, кто здесь что увидит, я вас спрашиваю!

Она развернулась, намекая, что пора и им уходить.

Притворившись, что не понял намека, Ратлидж пошел дальше. Садик в самом деле оказался красивым — мирным и уединенным. От улицы его отгораживала высокая стена.

Скамейку первым заметил Хэмиш.

Ее вытащили из низкой каменной ниши у стены и поставили посреди клумбы однолетников. Здесь она казалась неуместной, как кит, выброшенный на незнакомый берег. Размеры ее отличались какой-то непропорциональностью, а растениям, посаженным вокруг, недоставало симметрии, отличавшей другие грядки. Неуклюжая скамейка их придавливала.

Кто ее сюда перетащил — садовник или кто-то другой?

Миссис Реберн, охая и кряхтя, остановилась у солнечных часов. Ратлидж обернулся и спросил:

— Давно ли сюда поставили эту скамейку? По-моему, раньше она стояла вон там, у стены.

— Откуда мне знать? Я никогда так далеко не захожу — ноги у меня, знаете ли…

Ратлидж сел на корточки и внимательно осмотрел клумбу под скамейкой. Земля была рыхлая, вскопанная. Похоже, здесь сажают однолетники каждую весну, и они растут себе в тени у стены. Он увидел незабудки, маргаритки и два небольших папоротника, высаженные полумесяцем вокруг скамейки. Но под ней не росло ничего.

Зачем что-то сажать под скамейкой…

Он пошел к сараю за лопатой.

— Ну, молодой человек, вы, наконец, закончили? — жалобно спросила миссис Реберн.

— Извините, что докучаю вам, — ответил он. — Если хотите, возвращайтесь к себе… Через несколько минут я вас догоню.

Она что-то буркнула о том, что он воспользовался удобным случаем, и побрела прочь. Ратлидж слышал, как она что-то бурчит себе под нос.

Для того чтобы передвинуть скамью, особой силы не потребовалось. Она была тяжелая и громоздкая, но ее могла сдвинуть даже женщина, если знала, как стащить ее из ниши и взгромоздить на клумбу. К тому же два последних дня шел дождь…

Ножки глубоко увязли в земле, как будто скамья простояла на одном месте не один год. Ребром совка Ратлидж соскреб слой компоста под растениями. Потом вонзил острие совка глубже в землю и извлек первый ком земли.

Вначале он принял то, что было в земле, за корни. Потом увидел, что он откопал предмет одежды. Точнее, платья, как он понял, взглянув на него поближе. Нет, не платья… он держал в руках истлевший край одеяла. Кусок материи размером два на три дюйма, не больше.

Одеяла в компост не добавляют — они разлагаются не так быстро, как садовые обрезки и сухие сучья, срезанные с живой изгороди. Истлевшие одеяла, как правило, выкидывают в мусорный бак.