— Хотите сказать, что она покончила с собой? — спросил Уоррен и покачал головой. — Нет! На Элинор Грей такое не похоже.

— Она любила его. Ее последней припиской в книге было: «Жаль, что я тоже не умерла».

— Да-да, многие так говорят, — досадливо ответил Уоррен. — Я и сам много раз такое слышал. Но слова о смерти — скорее желание утешиться, а вовсе не истинное стремление уйти. «Я хочу умереть, чтобы мои страдания закончились… Я хочу умереть и больше не мучиться, не думать». Со временем почти все приходят в себя и продолжают жить. И потом, вы не знали Элинор Грей. Она была невероятно живой, таких, как она, другие женщины недолюбливают, зато мужчины просто боготворят. Их притягивает заключенная в этих женщинах жажда жизни.

Намереваясь уйти, Ратлидж встал и протянул Тому Уоррену свою визитную карточку.

— Если вы вспомните еще что-нибудь, что покажется вам полезным, прошу вас, свяжитесь со мной. В Данкаррике я остановился в «Баллантайне».

Иен проспал почти десять часов, разбудил портье в полночь, попросил принести какой-нибудь еды, а потом проспал еще шесть часов. Утром, проснувшись, он увидел, что небо затянули облака. Но дождя не было.

Ратлидж поехал на север. Хэмиш у него за спиной не умолкал ни на миг. Он сомневался в чувствах Элинор Грей к Роберту Бернсу.

«Может быть, она была просто сильно влюблена, одержима им, и все… Шла война, а он красивый молодой офицер… Форма завораживает женщин. В мирное время она бы на него и не взглянула!» Хэмиш напомнил Ратлиджу о Джин, которая тоже приходила в восторг от его формы, но, столкнувшись с реальностью войны, пришла в ужас. И все же Ратлидж не мог себе представить, чтобы Элинор Грей увлеклась Бернсом только из-за того, что шла война. Она ведь ухаживала за ранеными…

«Одержимость чаще приводит к самоубийству», — настаивал Хэмиш.

«Мать Фионы умерла от разбитого сердца».

«Там совсем другое дело! Она зачахла от тоски».

«Не важно. Если Элинор носила под сердцем ребенка Роберта Бернса, она вряд ли покончила с собой. Если она не была беременна… кто знает?»

«И все равно непонятно, как она очутилась в Гленко».

«Да. На этот вопрос нам только предстоит ответить».

Думая об Элинор Грей, Ратлидж свернул с дороги, ведущей на север, и отправился в Ментон.

Когда он подъехал по подъездной аллее, из-за туч выглянуло солнце и окрасило дом в золотистый цвет, превратив окна в начищенную медь, придав камню теплый персиковый оттенок. Дом был замечательно красив. Ратлидж остановился у крыльца и немножко прогулялся, чтобы полюбоваться домом издали. Такие здания особенно любил его крестный Дэвид Тревор. Он научил Ратлиджа наслаждаться оттенками цвета, игрой света и тени, благородством и изяществом углов и линий.

Ратлидж подумал: «Мы далеко ушли от грубых каменных строений и глинобитных хижин… Мы преуспели в искусствах и науках. И все же по-прежнему убиваем друг друга…»

На его звонок дверь открыл дворецкий и невозмутимо объявил, что сегодня леди Мод нет дома.

Ратлидж готов был поставить свое годовое жалованье на то, что дворецкий лжет.

И все же он смирился с отказом без возражений.

Леди Мод не желала его видеть.

Может быть, боялась, что он привез вести, с которыми ей сложно будет смириться? Ему показалось, что ссора с Элинор глубоко ранила не только дочь, которая уехала, но и мать, которая осталась. Любовь способна ранить очень больно.

В Данкаррик он вернулся под вечер. Оставив машину в привычном месте и достав из багажника чемодан, он зашагал ко входу в отель, по-прежнему думая об Элинор Грей.

Повернув за угол, он чуть не столкнулся с Энн Тейт и поспешил извиниться.

— Где вы пропадали? — спросила она, узнав инспектора.

Поставив чемоданы на землю, Ратлидж ответил:

— В Дареме. А вы куда?

Она показала ему шляпную картонку, в свете, льющемся из окон, блестела яркая лента.

— Доставляю товар клиентам. Завтра крестины.

Неожиданно Ратлидж спросил:

— Вас ведь не было в Данкаррике, когда здесь убивали женщин на западной дороге — кажется, в тысяча девятьсот двенадцатом году?

— Боже правый, инспектор! Каких еще женщин здесь убивали? — встревожилась мисс Тейт.

— Не важно. Я все время думал, что Данкаррик — тихое захолустье, но оказалось, что именно здесь до войны орудовал жестокий убийца, который расправился с несколькими женщинами.

— Нечего сказать, приятная новость! А ведь мне довольно часто приходится ходить по улицам в темноте! — Она разволновалась, лицо у нее раскраснелось.

— Те преступления совершались давно, сейчас вам нечего бояться. Если хотите, я провожу вас. Только занесу чемоданы…

— И навек погубите мою репутацию? — усмехнулась Энн Тейт. — Завтра же все соседи начнут перешептываться и тыкать в меня пальцами. А я не могу себе этого позволить!

— Простите меня, — сокрушенно ответил Ратлидж. — Я думал, что о здешних серийных убийствах известно всем. Давайте я пойду по другой стороне улицы и буду приглядывать за вами.

Энн Тейт покачала головой: