К Онежскому наклонился Министр, мужчина средних лет и незапоминающейся наружности, который перекатывал таблетку валидола во рту:

— Знаете, мне кажется, наступает момент пресловутого «стокгольмского синдрома», когда узники проникаются симпатией и доверием к террористам и ждут от них милости, как от отцов родных. Мне вот уже симпатичен тот паренек, который курит, сидя у батареи, положив автомат на колени. У него совершенно несчастный вид.

— Да, пожалуй, он чувствует здесь себя не в своей тарелке, — пригляделся Онежский к Кильке.

— Зато те, кто в банданах и с жвачками, совершеннейшие отморозки. Наши… — Министр смутился. — В смысле более русопятые — как-то почеловечней. Вам не кажется, Бенедикт? — обратился Министр к Бене, который вздрогнул, разбудив тем самым себя, и застонал, потрогав раненую руку.

— В сортах дерьма не разбираюсь, — сказал он, отворачиваясь от Министра и устраивая поудобнее больную руку.

— Спокойной ночи, — поджав губки, процедил представитель исполнительной власти и тоже попытался принять комфортное положение на жестком полу.

Бойцы после ухода свирепого Николая Николаевича расслабились едва ли не больше заложников.

Сначала они опустили оружие, потом начали переговариваться, а затем и вовсе разбрелись по залу, видя, что основная масса измотанных напряжением людей представляет собой сонное царство.

«Чужаки» уселись в центре зала, курили и громко разговаривали по-английски. То и дело они показывали пальцем в кого-нибудь из заложников и начинали гоготать.

— В страшном сне представить не мог, что буду бесплатно забавлять банду убийц, — с праведной слезой в голосе сказал Комик, которого обмахивала платочком жена.

— А за деньги забавлять представлял? — хмыкнул Адвокат, подложивший под голову кашемировый шарф. Он чувствовал себя вполне сносно и больше всего сейчас сокрушался об отобранных у него сигарах.

— Юмор — определенно не ваша сфера деятельности, — брызнув слюной в Адвоката и покраснев, взвизгнул Комик, пытаясь сесть.

— Ш-ш-ш, чи-чи, — начала укладывать его на место жена, гладя по голове.

— Оставь, оставь, в самом деле, — отвернулся от нее Комик. — У нас, быть может, считаные минуты, а мы выспаться перед вечным сном решили!

— А что нам еще делать? — не раскрывая глаз, спросил Адвокат.

— Предлагаю спеть. Что-нибудь бодрящее. Патриотическое! — с комсомольским задором махнула рукой Оксана Пучкова, которая не могла лежать на полу — задыхалась, и потому сидела, упершись спиной в сцену.

— Уважаемая госпожа Пучкова, предлагаю вам замолчать и расслабиться. Пока вместо вазона не разлетелась ваша голова. Тут, чай, не театр, а террористический акт, — через ряд обратилась к ней Оппозиционная Журналистка, что-то чиркавшая до того в блокноте.

— Вот вам-то, писакам, радость! Авось рукописи и вправду не горят, и ваш посмертный опус прославит на весь мир имя бескомпромиссной журналюжки, — прогремел альт Пучковой на весь зал. Благо, Асенька вывела кого-то из женщин в туалет и не слышала громкой перепалки.

Но рокировку прервала мудрая Ирма Андреевна. Она громко и четко сказала:

— Молчание — золото. Считайте это девизом на все время нашего заточения!

— Правильно… Верно… Конечно… — раздались с разных сторон голоса, и заложники снова погрузились в настороженно-дремотное оцепенение.

Волки держались не стаей, а каждый сам по себе. Аркан стоял, прислонившись к стене у входа и, доставая из кармана горстями семечки, грыз их с умопомрачительной скоростью. Через считаные минуты пол вокруг него был усыпан слоем черной шелухи.

— Это что за помойка? — прошипела, войдя в зал с заложницей Асенька. Она привела из уборной жену театрального Продюсера, которую мучили невротические колики. Держась за живот, женщина просеменила к сцене и рухнула на колени мужа. Асенька осталась стоять рядом с Четвертым Волком, который сардонически улыбнулся:

— Ты кто вообще? По какому праву указываешь? По праву пукать из браунинга? У меня есть ему достойный ответ, леди! — Он передернул затвор на «Калашникове».

— А вот это ошибка, милый. Серьезная ошибка, — в ответ растянула губы в хищной гримаске террористка. Ее глаза дико сверкнули. Ей нравились непокорные мужчины, но не в теперешней ситуации. Ни Пал-Пал, ни Николай Николаевич не отдавали никаких команд. Видно, переговоры шли трудно и план «Возмездие хищника», который вычурно, на американский манер назвал Трунов, не срабатывал безотказно, как самонадеянно рассчитывал главарь. Она отошла от Аркана, который растянулся на полу и, кажется, вздумал подремать.