Главное внимание русского общества обращали в это время внутренние преобразования, [3150] которые были производимы в это время императором [3151] во всех частях государственного управления.

Был тот молодой период царствования, следующий после продолжительного царствования (царствования Екатерины), в который всё бывшее, прежнее кажется устарелым, негодным, в который, кроме побуждения изменить надоевшее, дать разгуляться молодым силам, кроме той причины, что недостатки старого порядка видны и выгоды его незаметны, представляются еще бесчисленные причины, почему нужно уничтожить старое и ввести новое. [3152] Всё переделывалось, как новый жилец непременно переделывает квартиру, в которой долго до него жил его предшественник. Был тот молодой период царствования, который всякий народ переживает раз пять в столетие — период революционный, отличающийся только тем от того, что мы называем революцией, что власть при этих революциях находится в руках прежнего правительства, а не нового. В этих революциях, как и во всех других, говорится о духе нового времени, о потребностях этого времени, о правах человека, [3153] о справедливости вообще, о необходимости разумности в устройстве государства и под предлогом этих идей и выступают на поприще самые неразумные страсти человека. Пройдет время и охота, и прежние нововводители точно также упорно держатся за свое бывшее новое, а теперь старое, и отстаивают свое убранство квартиры против подросшей молодежи, которой опять хочется и нужно удовлетворить своей потребности попробовать свои силы. И точно также обе стороны говорят друг другу аргументы, которые они считают истиной: одни о новом духе времени, правах человека и т. п., а другие о освященном временем праве, о выгодах известного, привычного и т. п., и обе стороны стремятся удовлетворить потребностям возрастов человека.

Как и всегда, нововводители в 1809 году имели пример к подражанию, к которому они стремились. И пример этот был отчасти Англия, отчасти Наполеоновская Франция. [3154]

Давно уже вышел указ о уничтожении коллегий и учреждении Государственного совета и министерств, вышел указ об экзаменах для получения чинов [3155] и указ о уничтожении преимуществ придворных чинов, и готовились другие, еще важнейшие, еще разумнейшие преобразования, которые пугали стариков, которые знали, что им не дожить до плодов этих семян, и радовали молодежь, потому что молодежь любит новое. Как и всегда, и те и другие, полагая, что они приводят аргументы, и думая, что действуют вследствие мысли на основаниях разума,— и те и другие удовлетворяли только своей инстинктивной потребности. И так же, как и всегда, и те и другие, вследствие спора, забывали даже и свои мнимые доводы и действовали только вследствие [3156] одной страсти.

— А, так вы говорите, что дворянство было опорой трона, так вот, не угодно ли, пятидесятилетним надворным советникам держать экзамен, — говорил Сперанский.

— А, вы говорите, что новый дух времени лучше, так я вам докажу, что при Иоанне Грозном русские были счастливее, чем теперь, — говорили Карамзин и противники. И те и другие думали, что судьба человечества и наверное России и всех русских зависит от решения их спора о введении или не введении в действие указа о министерствах или экзаменах. И в этом то, как и всегда, они более всего заблуждались. Никому, кроме тех, которые в споре о том находили счастье жизни, не было никакого дела ни до министерств, ни до экзаменов, ни до освобождения крестьян, ни до введения судов и т. п.

Жизнь с своими существенными интересами: здоровья, болезни, богатства, бедности, любви брата, сестры, сына, отца, жены, любовницы, с своими интересами труда, отдыха, охоты, страсти, мысли, науки, музыки, поэзии, — шла вне указов о министерствах и о коллегиях, как и всегда идет вне всех возможных правительственных распоряжений.

Приехав в Петербург в 1809 году, князь Андрей велел себя везти прямо в дом Безухового <(не собственный дом, но дом, занимаемый им на Мойке со времени женитьбы, из которого Pierre, несмотря на дороговизну, не переехал, и жил один)>. Въехав в ворота, он спросил, дома ли? уверенный, что вопрос этот мог относиться только к Pierr’y, так как графиня была в Эрфурте, с тех пор приезжала в Петербург и опять уехала за границу.

— Графиня выехали, — отвечал дворник.

— Так стало быть Петр Григорьевич не живет тут?

— Они дома.

Князь Андрей был так удивлен этим известием, что он едва удержался от выражения недоумения перед дворником. Он послал наверх слугу спросить, может ли остановиться тут, но сам пошел вслед за слугою.

Дом был большой, половина Pierr’a была наверху в низеньких комнатках. Он остановил слугу и вошел сам. Pierre в выпущенной рубашке, с голыми, толстыми ногами в туфлях сидел за столом и писал. <Низкая комната была накурена.

— Что я вижу? — радостно закричал Pierre и бросился к своему другу. — Разумеется, у меня, нигде, как у меня.

— Да, как же ты с женой? — с улыбкой сказал Андрей.

Pierre интересовался не вопросом, а тоном, которым он был сделан, звуком голоса, улыбкой и в особенности лучистым светом глаз. Он в мгновение, с чутьем любящей женщины понял, что друг его — другой человек и ожил.

— Да с женой, — отвечал [Pierre], — я вам объясню всё: с женой и очень рад и спокоен, что с женой. Я расскажу, как это всё сделалось. Но как я рад. Ах, как я рад. А я вот за работой, — начал он, — аббат... вы не знаете его, это — удивительный человек. Я вас с ним непременно познакомлю. Можете представить, это — проект мира вечного. Он мне оставил. Много есть маниака, но мысль глубокая; я делаю отметки и увлекся, пишу целый trait'e, [3157] ну, да после. Ведь мы два года не видались. Помните паром?... Что за прелесть была весна. Как вы, зачем вы? Как я рад.

Он говорил, что рад, и Андрей понимал, что друг его был рад не только видеть его, но видеть его ожившим. Он не только не скрывал этого, но, чтобы дать тон своего положения, тотчас сказал ему:

— Зачем? Ты удивишься. [3158] Дела с тестем. Тебя посмотреть и отсюда в Крым. Я нездоров, и очень нездоров.

— Что вы!

— Да, ну что нового? Окончил ли работы <Сперанский?>

— Да, капитальные перевороты. Но вы читали записку Карамзина?

— Я ни сперанцист и ни карамзинист, но, признаюсь, [3159] имею свое мнение, в котором схожусь с Монтескье. Но как ты опять с графиней? Donnez moi le mot de l''enigme. [3160]

— Я? — Pierre слабо улыбнулся и одной этой улыбкой сказал всё. Сказал, что его окрутили и свели с женой против его воли. — Я? Au fond c’est une bonne p^ate de femme, elle a ses d'efauts, je n’ai pas le moindre amour pour elle, [3161] но надо было ей помочь и спасти. Она гибла, а мне — всё глупости, всё пустяки. Душа моя, как я вам рад. [3162] Сперанский, что за человек... Ах, да, Ростовы здесь, у них сватьба: старшая дочь за Берга, — сказал он.