Запись С. А. Толстой в ее тетради «Мои записи разные для справок» под 8 января 1878 г. отмечает новый поворот в замысле: «Со мной, — записала Софья Андреевна, — происходит что-то похожее на то, когда я писал «Войну и мир», — сказал мне сейчас Лев Николаевич с какой-то полуусмешкой, отчасти радостной, отчасти недоверчивой к словам, которые он сказал. — И тогда я, собираясь писать о возвратившемся из Сибири декабристе, вернулся сначала к эпохе бунта 14-го декабря, потом к детству и молодости людей, участвовавших в этом деле, увлекся войной 12-го года, а так как война 12-го года была в связи с 1805 годом, то и всё сочинение начал с этого времени. Теперь Льва Николаевича интересовало время Николая I, а главное — Турецкая война 1829 года: он стал изучать эту эпоху; изучая ее, заинтересовался вступлением Николая Павловича на престол и бунтом 14 декабря.

Потом он мне еще сказал: «И это у меня будет происходить на Олимпе, Николай Павлович со всем этим высшим обществом, как Юпитер с богами, а там где-нибудь в Иркутске или в Самаре переселяются мужики, и один из участвовавших в истории 14-го декабря попадает к этим переселенцам — и «простая жизнь в столкновении с высшей». Потом он говорил, что как фон нужен для узора, так и ему нужен фон, который и будет его теперешнее религиозное настроение. Я спросила: «Как же это?» Он говорит: «Если б я знал — как, то и думать бы не о чем». Но потом прибавил: «Вот, например, смотреть на историю 14-го декабря, никого не осуждая, ни Николая Павловича, ни заговорщиков, а всех понимать и только описывать».888

В этой записи примечательны указания на замысел Толстого противопоставить в романе жизнь правящих кругов, «Олимп», жизни народных низов и на стремление изображать события и характеры в свете религиозного мировоззрения, которым в это время всё больше и больше проникается Толстой.

Вскрывает эта запись и связь замысла романа о крестьянах-переселенцах с декабристами.

Замысел произведения, в котором изображаются переселенцы в самарские степи, возник у Толстого, судя по записи Софьи Андреевны, еще в марте 1877 г., когда не была закончена «Анна Каренина».

Снова к этой мысли Толстой вернулся в октябре этого года, когда он намеревался тему о переселении развить в романе из жизни XVIII века.889 Теперь же переселенцы должны увязываться с декабристами. Посредствующим звеном должна была быть личность гр. Вас. Алекс. Перовского (1793—1857) в 1833—1842 гг. бывшего Оренбургским военным губернатором и в 1851—1857 гг. Оренбургским и Самарским генерал-губернатором. Оренбургские степи должны были быть местом действия крестьянской части задуманного романа. Интерес к этому краю и его недавнему прошлому возник у Толстого в связи с его поездками, начиная с 1862 г., на кумыс в Самарскую губернию, где в 1871 г. Толстым было куплено имение. В сентябре 1876 г. Лев Николаевич пробыл несколько дней в Оренбурге, где виделся со своим сослуживцем по Севастополю Оренбургским генерал-губернатором (с 1865 по 1881 гг.) Ник. Андр. Крыжановским, с которым, конечно, беседовал о Перовском.

За материалами о нем Лев Николаевич обращался к гр. А. А. Толстой.890

Получив от нее обещание этих материалов, Толстой писал в 20-ых числах января: «Очень, очень вам благодарен за ваше обещание дать мне сведения о Перовском. Ваше обещание было бы для меня большой заманкой для петербургской поездки, если бы, кроме этого, у меня не было сильнейшего желания побывать в Петербурге. Желание это уже дошло до maximum; теперь нужен толчек. А толчка этого нет, даже скорее толчки обратные в виде моего нездоровья. Буду ждать. Перовского личность вы совершенно верно определяете — `a grands traits; таким и я представляю себе; и такая фигура — одна наполняющая картину, биография его была бы груба, но с другими противоположными ему, тонкими, мягкой работы, нежными характерами, как Жуковский даже, которого вы, кажется, хорошо знали, и с другими, и главное с декабристами, эта крупная фигура, составляющая тень к Ник. Павл., самой крупной `a grands traits фигуре, выражает вполне то время. — Я теперь весь погружен в чтение из времен 20-х годов и не могу вам выразить то наслаждение, которое я испытываю, воображая себе это время. Странно и приятно думать, что то время, которое я помню, 30-ые года — уж история. Так и видишь, что колебание фигур на этой картине прекращается, и всё устанавливается в торжественном покое истины и красоты. — Я испытываю чувство повара (плохого), который пришел на богатый рынок и, оглядывая все эти к его услугам предлагаемые овощи, мяса, рыбы, мечтает о том, какой бы он сделал обед. Так и я мечтаю, хотя и знаю, как часто приходилось мечтать прекрасно, а потом портить обеды или ничего не делать. Уж как пережаришь рябчиков, потом ничем не поправишь. И готовить трудно и страшно. А обмывать провизию, раскладывать — ужасно весело.

Молюсь богу, чтобы он мне позволил сделать хоть приблизительно то, что я хочу. Дело это для меня так важно, что, как вы ни способны понимать всё, вы не можете представить, до какой степени это важно. Так важно, как важна для вас ваша вера. И еще важнее, мне бы хотелось сказать. Но важнее ничего не может быть. И оно то самое и есть».891

Итак, на основании приведенных свидетельств, можно с уверенностью утверждать, что в декабре 1877 г. — начале января 1878 г. в замысле романа из эпохи Николая I произошло передвижение времени действия с 1828—1829 г. на 1825 г., т. е. всплыл старый замысел «Декабристов». К этому времени (к декабрю 1877 — началу января 1878 г.) мы относим конспект нескольких глав романа, напечатанный на стр. 256 в качестве первого «плана». В начальных словах конспекта: «что ж на новые места» и особенно во второй части конспекта, начиная со слов: «Выступают через два года...», с упоминанием «башкир», нельзя не видеть развитие темы «переселение крестьян в Оренбургский край». Но кроме этой темы, содержание конспекта, стоящего совершенно обособленно от всех других дошедших до нас текстов, не поддается дешифровке.

На тему о переселении крестьян написаны и начала романа, печатаемые нами как 8 и 9 варианты. Последний вариант датируется декабрем 1877 г. — январем 1878 г., так как часть страниц рукописи варианта занята черновиками письма о гувернере к детям Толстого, писавшимися в декабре 1877 г. — январе 1878 г.892

Вариант 8-й представляет собою часть текста, начало которого утрачено. В утраченной части имелось перечисление переселяющихся домохозяев: 1) Никифора, 2) Давыдки Козлова, 3) Савостьяна, 4) Дмитрия Макарычева и 5) Гавриила Болхина, к которому и относится начальная фраза сохранившегося текста («Он с неделю...»). Все эти крестьяне фигурируют и в 9 варианте. Нужно отметить, что все они — яснополянцы. Внуки и правнуки их и теперь живут в деревне Ясная поляна. Никифор, не названный по фамилии, это Никифор Федорович Резунов (1842—1893), Давыдка Козлов — Давыд Фокич Козлов (1828—1881), Савостьян, не названный по фамилии — Савостьян Макарович Макарычев (1821—1898), Дмитрий Макарычев — его брат, Дмитрий Макарович Макарычев (1817—1884), Гаврюха Болхин — Гавриил Ильич Болхин (1831—1885), Дементий Фоканов — Михаил Максимович Фоканов (1801—1874) и Тит Ермилин — Тит Ермилович Базыкин (1829—1894).

В двух январских письмах (1878 г.) Софьи Андреевны к Т. А. Кузминской находим сообщения о работе Толстого. 14 января С. А. Толстая пишет сестре: «Левочка собирается писать что-то историческое, времен Николая Павловича, и теперь читает много материалов», а 25: «Левочка и сегодня нездоров, кашель, и бок болит, но очень занят своими мыслями о новом романе, и я вижу, что это будет что-то очень хорошее, историческое, времен декабристов, в роде, пожалуй, «Войны и мира». Дай бог ему только поправиться скорее, он часто стал хворать, а то работа пойдет».893 Что именно читал Толстой в это время, неизвестно, но запись: «Справки о статьях нужных» в Записной книжке А, помеченная 13 января 1878 г. (см. стр. 445) свидетельствует о том, что Толстого интересует уже эпоха не Николая I, а Александра I. 8 февраля Лев Николаевич поехал в Москву за книгами и для того, чтобы завязать знакомство с жившими там декабристами. Накануне отъезда Толстой писал H. Н. Страхову: «Я еду завтра в Москву за книгами. Круг нужных мне книг теперь очень определился, и чего я не найду в Москве, я имею дерзость рассчитывать на вас, о чем мы переговорим».894