Толстой еще в Ясной Поляне 24 октября получил письмо от Э. Моода из Англии, в котором Моод запрашивал о здоровье Толстого и говорил, что посылает составленную им биографию Толстого на английском языке «The Life of Tolstoy». Кроме того, Моод писал, что у него остались неизрасходованные 50 фунтов стерлингов от английского фонда «Воскресения» (фонд образовался в Англии от издания «Воскресения»), и просил разрешения прислать эти деньги Толстому для раздачи нуждающимся крестьянам.

Толстой не сразу ответил Мооду потому, что хотел посоветоваться о деньгах Моода с В. Г. Чертковым, и, когда, уже больной, в Астапове увидал Черткова, рассказал ему об этом, но так как сам уже не мог писать от слабости, начал по-английски диктовать Черткову ответ Мооду; ослабев, прервал диктовку письма, которое так и осталось недописанным. Подробнее об этом см. воспоминания В. Г. Черткова «О последних днях Л. Н. Толстого», стр. 10.

1 Последние два слова не были продиктованы Толстым от слабости, они подсказаны Чертковым. См. там же. Это последнее письмо в жизни Толстого.

1910 г. Ноября 3. 5 ч. дня. Астапово.

Состояние лучше, но1 сердце так слабо, что свидание с мама было бы для меня губительно.

Телеграмма. Печатается по тексту, опубликованному A. Л. Толстой в ее воспоминаниях «Об уходе и смерти Л. Н. Толстого» — сборник ТПТ, стр. 169. Текст этот, как пишет A. Л. Толстая, приблизительный. Он был продиктован В. Г. Черткову и доктору Д. В. Никитину (р. 1874; в 1902—1904 гг. был домашним врачом Толстого в Ясной Поляне, позднее — у А. М. Горького с 1902 по 1904 г.).

В. Г. Чертков в своих воспоминаниях «О последних днях Л. Н. Толстого», изд. Сытина, М. 1911, стр. 12, сообщает: «Вечером в 5 часов он послал за мной. Я подошел к его кровати. Он спросил: «Где же Никитин? Я его тоже просил прийти». Позвали Никитина. Когда мы оба стояли, нагнувшись над ним, он сказал, что его беспокоит; что Софья Андреевна узнает про его болезнь и приедет в Астапово. И потому просил нас послать телеграмму его детям в Ясную. «Скажите, что я очень слаб и свидание с ней было бы для меня губительно». Никитин ушел передать поручение». Дата определяется этой записью. Телеграмма послана не была.

1 По тексту, опубликованному А. Б. Гольденвейером в его книге «Вблизи Толстого» на стр. 343, вместо: «сердце так слабо» — «чрезвычайная слабость».

Д. В. Никитин в письме к Н. С. Родионову от 13 июля 1930 г. сообщил, что дальнейшие слова были: «но слабость так велика».

1910 г. Июля 16. Я. П.

Посылаю в Тульское Отделение Государственного Банка на хранение ящик с своими рукописями и прошу выдать их обратно только лично мне или зятю моему Михаилу Сергеевичу Сухотину, а по смерти моей моим наследникам.

Лев Толстой.

16-го июля 1910 года.

Ясная Поляна.

Печатается по машинописным подлинникам, сохранившимся в двух экземплярах.

Тетради Дневников Толстого, начиная с 1900 г., были переданы на хранение А. Б. Гольденвейзеру, которым они были положены в несгораемый сейф московского отделения банка «Лионский кредит». Оттуда они были взяты А. Б. Гольденвейзером 2 июля 1910 г. и 3 июля 1910 г. переданы В. Г. Черткову, находившемуся в Телятинках (см. А. Б. Гольденвейзер, «Вблизи Толстого», стр. 87 и 88). В связи с требованием Софьи Андреевны по распоряжению Толстого тетради Дневников 14 июля были взяты у Черткова, но переданы не ей, а Александре Львовне Толстой, которая отдала их Татьяне Львовне Сухотиной, находившейся в это время в Ясной Поляне. Т. Л. Сухотина лично отвезла их 16 июля в тульское отделение Государственного банка, и на основании публикуемого здесь заявления тетради Дневников были ею положены на хранение на имя Толстого в несгораемый сейф банка.

См. т. 89 и т. 58, прим. 1014.

1910 г. Июля 22. Лес близ деревни Грумонт.

Тысяча девятьсот десятого года, июля (22) дватцать1 второго дня, я нижеподписавшийся, находясь в здравом уме и твердой памяти, на случай моей смерти, делаю следующее распоряжение: все мои литературные произведения, когда-либо написанные по сие время и какие будут написаны мною до моей смерти, как уже изданные, так и неизданные, как художественные, так и всякие другие, оконченные и неоконченные, драматические и во всякой иной форме, переводы, переделки, дневники, частные письма, черновые наброски, отдельные мысли и заметки, словом всё без исключения мною написанное по день моей смерти, где бы таковое ни находилось и у кого бы ни хранилось, как в рукописях, так равно и напечатанное и притом как право литературной собственности на все без исключения мои произведения, так и самые рукописи и все оставшиеся после меня бумаги завещаю в полную собственность дочери моей Александре Львовне Толстой. В случае же, если дочь моя Александра Львовна Толстая умрет раньше меня, всё вышеозначенное завещаю в полную собственность дочери моей Татьяне Львовне Сухотиной.

Лев Николаевич Толстой.

Сим свидетельствую, что настоящее завещание действительно составлено, собственноручно написано и подписано графом Львом Николаевичем Толстым, находящимся в здравом уме и твердой памяти.

Свободный художник Александр Борисович Гольденвейзер. В том же свидетельствую, мещанин Алексей Петрович Сергеенко. В том же свидетельствую, сын подполковника Анатолий Дионисиевич Радынский.

16 ноября 1910 г. Тульский окружной суд в публичном судебном заседании утвердил к исполнению это завещание Толстого.

1910 г. Июля 31. Я. П.

Так как Л. Н. Толстой написал завещание, по которому оставляет после своей смерти все свои писания «в собственность» своей дочери Александре Львовне Толстой, а в случае ее смерти раньше его смерти Татьяне Львовне Сухотиной, то необходимо объяснить, почему, сам не признавая собственности, он составил подобное завещание, а во-вторых, как он желает, чтобы было поступлено с его писаниями после его смерти.