Когда я забирался на броню головной машины, позади нас оглушительно вдарил выстрел из гранатомёта. Последовал сильный недалёкий взрыв, и повреждённый американский конвертоплан исчез в грибовидном облаке яркого керосинового пламени. Теперь деревня Мбанге горела уже практически целиком…

Ухмыляющийся сержант Мамонтов отбросил в траву пустую трубу «граника» и последним влез на заднюю БРДМ в момент, когда моторы уже работали. Осуществил, называется, известный принцип – «ни себе, ни людям».

– Поехали! – крикнул я водителю. – Давай жми на максимальной вон за тем «газиком»!

Барабанов и Пирогов действительно замаячили впереди нас на своей таратайке. За ними пошла на максимальной наша первая БРДМ, за ней с минимальным интервалом – вторая. Я нацепил наушники-«портативки», всё так же настроенные на американскую частоту. И с первых же секунд мне стало понятно, что времени у нас ну очень мало. Неживые металлические голоса в моих наушниках скрипуче докладывали о том, что вот-вот закончат спасательную операцию.

Бригада ангольской армии, похоже, откровенно ударилась в панику. Мимо нас неслись галопом полуодетые солдаты, с трудом, почти на грани опрокидывания, разворачивались грузовики и бронетехника, буквально облепленные людской массой. Тех, кто выпадал из кузовов, никто не ждал и не подбирал.

А для нас дальше начался безумный марафон по кочкам. Водители, следуя моему приказу, воткнули максимальную скорость и, свернув следом за Барабановым на какую-то еле заметную колею посреди джунглей, погнали по ней со всей возможной дурью.

Дороги тут были даже не расейские (как сказал когда-то Гейнц Гудериан – «не дороги, а направления»), а точнее – вообще не дороги, и на очередных колдобинах и ухабах у нас всех был реальный шанс слететь вверх тормашками с брони к бениной маме. Оставалось вцепиться в поручни и прочие выступающие части бронемашин (а также друг в друга) и смиренно терпеть все неудобства этой дороги, слыша, как лязгают твои зубы, ёкает где-то внутри селезёнка и шуршит примятая днищем «бардака» высоченная местная трава…

Уворачиваясь от особо длинных, торчащих прямо над дорогой веток и чихая от пыли, я только и делал, что напряжённо слушал эфир, одновременно поглядывая на циферблат своих «командирок» и на закатное солнце.

Когда с момента нашего хаотичного отъезда прошло пятнадцать минут, по радио пошли краткие доклады (по-видимому, докладывали вертолётчики) о том, что «все подобраны».

Им приказали идти на посадку, при этом оставшейся в Мбанге пехоте последовал всё тот же приказ – оставаться на позициях и ждать. Им что, своих солдат не жалко? Или они у них ещё и в огне не горят, раз нет никаких намёков на эвакуацию?

Ну, а мы продолжали петляющую гонку по джунглям, в сторону от побережья.

Когда пошла девятнадцатая минута, начались доклады о том, что борта садятся. А поскольку бортов у них явно было немного (я расслышал максимум четыре-пять позывных), теперь время понеслось прямо-таки легендарным стремительным домкратом…

На тридцать первой минуте крайний американский борт доложил о своём приземлении.

Последовал приказ о радиомолчании и пятиминутной готовности.

Вот это уже был край, момент из числа тех, что делят всех окружающих на мёртвых и живых.

Между тем мы продолжали гнать от побережья в прежнем бешеном темпе.

Ровно через пять минут по радио приказали: «Внимание!»

Потом последовало сообщение о том, что пошёл отсчёт и команда – всем укрыться, по окончании отсчёта в течение 15 минут сохранять полное радиомолчание и вырубить электрооборудование.

Как только отсчёт начался, я заорал:

– Стоять! Всем укрыться!

Народ без вопросов попадал на землю, укрываясь за БРДМ, а также в подвернувшихся ямах и прочих складках местности.

– Всем залечь! – орал я. – Укрыться! Рации и всё электрифицированное вырубить! Не вставать! Глаза закрыть!

Я предполагал, что америкосы могут пальнуть по Мбанге, к примеру, атомным снарядом из корабельного главного калибра, если у них, конечно, такие снаряды сейчас вообще есть. Но, скорее всего, это была всё-таки какая-нибудь устаревшая крылатая ракета, поскольку после окончания отсчёта повисла пауза минуты на три. Пушечный снаряд долетел бы до цели куда раньше.

И только потом где-то очень далеко раздалось тяжёлое: «Д-ды-дых!»