Шрифт:
— Сила есть и в молотках, но применять их можно только по прямому назначению, — отозвалась я.
Десятого апреля «Великий Гэтсби» вышел в свет, и мы отпраздновали это за обедом с друзьями в кафе в историческом центре Рима. Скотти игралась с камешками под столом. Объявила, что она собачка, и мы все протягивали ей лакомые кусочки. Я старалась не думать о маме и о том, что она сказала бы об этом.
Из-за того, что мы были постоянно в разъездах по Европе, для нас оставалось загадкой, как книгу приняли у нас на родине. Пройдет добрых две недели, прежде чем мы до нас дойдут газеты за тот день, и кто знает, какие из них опубликуют рецензии и когда именно. Несколько дней спустя Скотт сказал:
— Не могу больше терпеть. Отправлю телеграмму Максу.
Мы сидели со Скотти у фонтана Треви, позволяя ей бросать в воду кусочки яблока, чтобы «покормить лошадок».
— Еще слишком рано о чем-то говорить, Део.
— Ничего не рано, такие веши развиваются по определенному сценарию.
В животе у меня начинало потихоньку покручивать. Я пересадила Скотти на другое колено, надеясь, что боль немного отступит.
— Но не когда прошло всего два дня. С тем же успехом можешь попросить какого-нибудь шарлатана в Ватикане погадать тебе на кофейной гуще.
— Ты не понимаешь, Зельда, и никогда не поймешь, потому что твоя жизнь — это череда безопасных развлечений. Походы по магазинам и визиты к парикмахеру, уроки рисования и вечеринки. Я пытаюсь узнать что-нибудь о самом моем существовании, о моей судьбе, и не из праздного любопытства, а потому что наше будущее зависит от того, как примут эту книгу. Думаешь, операцию тебе сделали бесплатно?
Скотти вплела пальцы в мои волосы и положила голову мне на плечо, посасывая палец.
Если бы Скотт не был в таком состоянии, я бы попыталась доказать, что он неправильно видит мою жизнь. Я бы постояла за себя и не позволила ему думать, что я сама виновата в болезни, которая чуть не убила меня. Но мой муж пребывал в расстроенных чувствах, а это означало, что он останется глух ко всему.
— Извини, — я вздохнула. — Знаю, что ты переживаешь. Хорошо, отправь ему телеграмму, встретимся в отеле.
Скотт дожидался ответа Макса десять дней. Телеграмма настигла нас в Марселе. До того момента он почти не ел, а спал и того меньше. От часа к часу в нем боролись уверенность, надежда и страх. Угадал ли он? Смог ли проанализировать предшествующую критику, сделать выводы и сотворить роман бесспорного качества, который покорит всех?
«Гэтсби» был коротким романом, порядка пятидесяти тысяч слов, но в этих словах уместилось множество нюансов. Скотт рассчитывал, что критикам хватит смекалки разглядеть все тонкости, которых, по их словам, так не хватало в его предыдущих книгах. А разглядев, они напишут хвалебные отзывы, благодаря чему публика, которой нельзя доверять, говорил Скотт, но которой и не нужно заботиться о высоких материях, гурьбой бросится скупать рассказы с тем же энтузиазмом, с каким они зачитывались романом «По ту сторону рая».
Руки у Скотта дрожали, как у старого паралитика, когда он вскрывал конверт с телеграммой. Через его плечо я прочитала:
ПРОГНОЗЫ ПО ПРОДАЖАМ СОМНИТЕЛЬНЫЕ, РЕЦЕНЗИИ ПРЕВОСХОДНЫЕ.
Скотт скомкал телеграмму и швырнул ее на пол.
Макс не соврал о продажах, а вот во второй части оказался слишком оптимистичен: когда в Лионе нас нашел первый пакет с рецензиями, там обнаружились похвалы, но достаточно спокойные, и чаше всего в духе «Фицджеральд подтвердил, что он не так уж ужасен, как мы боялись, и, похоже, даже немного вырос над собой».
Даже кумир Скотта Генри Менкен, который в личном письме осыпал Скотта похвалами, на публике выставил книгу как «величественный анекдот». Скотт прочитал рецензию в полном безмолвии, и еще до того, как узнала содержание, я все поняла по раскрытому рту Скотта, нахмуренным бровям и смеси растерянности и испуганного недоверия в полном боли взгляде. Дело даже не в том, что Менкен сказал, а в том, чего он не говорил: ни одну фразу нельзя было интерпретировать как «обязательно прочитайте эту книгу!»
Я молчала. Через мгновение Скотт взял себя в руки. Он протянул мне рецензию.
— «Скрибнерс» повезет, если им удастся продать хотя бы те двадцать тысяч, которые они уже напечатали.
Его настроение немного улучшилось на следующей неделе, когда в письмах от Макса и Гарольда обнаружились два очень положительных отзыва. Пока мы ехали из Лиона в Париж, Скотт писал списки и письма, пытаясь проанализировать, набросать стратегию, подытожить свои мысли и понять, где ошибся и что можно сделать, чтобы спасти положение.
В этом был весь Скотт. В этом и есть весь Скотт — всегда оглядывается назад, чтобы понять, как двигаться вперед, где его обязательно будут ждать счастье и благополучие.
Часть 3
Всегда нужно быть пьяным.
В этом все: это единственная задача.
Чтобы не ощущать ужасный груз Времени,
который давит нам на плечи и пригибает нас к земле, нужно опьяняться беспрестанно.
Чем?
Вином, поэзией или истиной — чем угодно.
Но опьяняйтесь!
И если порою, на ступеньках дворца,
на траве у обочины,
в мрачном одиночестве своей комнаты,
вы почувствуете, пробудившись, что опьянение уже ослабло или исчезло,
то спросите у ветра, у волны, у звезды, у птицы, у часов,
у всего, что бежит, у всего, что стонет, у всего, что катится, у всего, что поет, у всего, что говорит, —
спросите, который час;
и ветер, и волна, и звезда, и птица, и часы ответят вам:
«Время опьяняться!»
Для того чтобы не быть страждущим рабом Времени,
опьяняйтесь; опьяняйтесь непрестанно!
Вином, поэзией или истиной — чем угодно!
Шарль Бодлер