В его чарующих глазах читалось то, что мама назвала бы «намерением». Какой-то огонек, искра, блеск или сияние. Сказки, что я читала в детстве, были полны таких слов и таких взглядов.

— Что ж, это придаст вам популярности в здешних местах, — отозвалась я.

— Я полон надежд, — улыбнулся он.

От его улыбки по мне словно прошла волна вибрации. Наверное, так себя чувствовали те, кто прошел сквозь привидение или сквозь кого прошло привидение.

— Полон надежд, — повторил он, когда оркестр заиграл вальс, — и твердо намерен пригласить вас на танец.

— А я жду симпатичного парня из Бирмингема, он должен вернуться с напитками. Жара убийственная. Не представляю, каково вам в этом, — я кивнула на форму. — Разве не хочется раздеться и броситься в ближайший водоем?

— Полагаю, все дело в том, что в водоемах не хватает музыки и прекрасных юных дам. Я обнаружил, что танцы здорово отвлекают от неудобств, причиняемых шерстяной одеждой. Неужели вы меня не выручите?

Он протянул мне руку. Как я могла отказаться? Да и зачем было отказываться?

— Пожалуй, таким образом я и впрямь послужу на благо Родины, — произнесла я.

Тут подошел мальчик из Бирмингема с пуншем. Я забрала у него бокал, осушила его одним движением и вернула со словами:

— Огромнейшее спасибо!

Я позволила Скотту увести меня в зал.

Он танцевал не хуже, чем другие мои партнеры, а может, и лучше. Казалось, часть энергии, которая переполняла меня в тот вечер, передалась и ему. Мы кружились в вальсе, будто делали это вместе уже много лет. Мне нравился его запах: от него пахло накрахмаленным сукном и одеколоном. Его рост, дюймов на пять выше меня, казался идеальным, ширина плеч — тоже. Он держал мою руку в своей церемонно и в то же время как-то привычно, его ладонь лежала на моей талии властно и осторожно одновременно. В его ясных зеленовато-голубых глазах таилась загадка, а уголки губ были едва заметно приподняты.

Из-за всего этого, хотя мы танцевали ловко и ладно, я никак не находила равновесие. Это было непривычное чувство, но Боже, как же оно мне нравилось!

Два часа спустя мы стояли друг напротив друга в розоватом свете уличного фонаря, а позади нас расходились последние гости. В любую секунду могла появиться Элеанор, и тогда водитель ее папочки отвезет нас домой в старом фаэтоне, которым я однажды попыталась управлять самостоятельно. Мне тогда было двенадцать, и лошади едва не умчались вместе со мной в неизвестном направлении, но повозка опрокинулась и меня вышвырнуло на живую изгородь.

— Расскажите же еще о книжном деле, — попросила я. — Из моих знакомых никто не писал ничего длиннее статьи в газету. Матушка однажды написала короткую пьесу, но это едва ли считается, ведь это был музыкальный спектакль продолжительностью всего четырнадцать минут для благотворительного бала, мы здесь постоянно их устраиваем. А вы у себя на Севере?

— Так вы хотите узнать о моем романе или об общественных нравах в Сент-Поле? — Он рассмеялся.

— О романе. И о нравах тоже. Расскажите мне обо всем, о чем только можно, пока Эль меня не утащила.

— Давайте поступим так: я пришлю вам одну главу, и вы сами ее оцените. И в будущем сможете рассказывать, что стали одной из первых, кто прочитал ошеломительную первую книгу Ф. Скотта Фицджеральда.

— Ф. Скотта?

— Фрэнсиса — меня назвали в честь кузена Фрэнсиса Скотта Ки — знаете «Усеянное звездами знамя»?

— Не так чтобы очень…

— О том и речь. К тому же «Ф. Скотт» звучит внушительней. Более авторитетно, не находите?

— Совершенно верно, — кивнула я. — Вот я уже зауважала вас сильнее, а ведь еще не прочитала ни строчки. Представляю, как буду вами восхищаться, когда закончу главу. А уж когда появится самая настоящая книга… — Я не закончила предложение, позволяя воображению Скотта завершить мысль за меня.

Я хотела, чтобы он рассказал еще о том, как ему это удалось — написать целый роман, о том, что он любит читать. И хотела рассказать ему о том, что люблю читать я. А потом мы бы поговорили о том, о чем пишут в этих книгах. Например, об Индии — я всю жизнь зачитывалась Киплингом. Или о вымышленной Костагуане из «Чужого» Джозефа Конрада — слышал ли он о ней вообще? Где, по его мнению, она располагалась? Читал ли он «Тарзана — приемыша обезьян»? Африка, вот о чем стоило поговорить!

— Но «самой настоящей книги», быть может, придется еще подождать, — сказал он. — Увы. Пока я могу дать вам прочесть что-нибудь другое, если пожелаете. Вы любите читать?

— Я готова читать все что угодно. Моя подруга Сара Хаардт совсем недавно прислала мне престраннейшую историю, «Герлэнд», ее опубликовали в журнале. Это про общество, которое состоит сплошь из женщин. Мне такое не очень пришлось бы по душе.

Он усмехнулся.

— И я этому рад.

Никто из моих знакомых юношей не интересовался книгами. Для них значение имели только футбол, лошади и гончие. Я смотрела на Скотта, залитого розовым светом, на его сияющие волосы и кожу, в его глаза, горящие радостью, честолюбием и энтузиазмом, и у меня кружилась голова.