Когда-то — когда?! В сколь незапамятные времена?! — оно было, конечно, невообразимо страшным. Дракон… гигантская, непредставимо огромная ящерица, воистину терас! Но теперь от него остался всего лишь скелет, прикрытый иссохшей кожей. Да, мышцы давно сгнили, и теперь это были только кости — пожелтелые кости, прикрытые даже не истончившейся кожей, а каким-то полуистлевшим панцирем. На него, очевидно, со временем попали частицы фосфороса, поэтому панцирь тоже поблескивал и светился, создавая видимость движения, но на самом деле это была именно видимость. Да и как могут двигаться обглоданные временем кости?! А шелестела-шуршала именно эта почти невесомая кожа, задевая о стены пещеры… Ее слегка шевелил тот самый сквозняк, который недавно почувствовала Лаис.

Лаис протиснулась мимо иссохших останков тераса, прижимаясь к стене, чтобы не коснуться его, все еще смутно опасаясь, что он вдруг оживет и накинется на осмелевшую жертву, — но через мгновение забыла обо всем: и о чудовище, и о страхе, которое оно вызывало, потому что перед ней открылась пещера — и ее истинный обитатель и властелин.

Это была статуя — изваянная из бело-розового мрамора статуя обнаженного мужчины. Он был прекрасен так, что у Лаис счастливо дрогнуло сердце, как это часто бывает при виде безусловной красоты: закатов над морем, бирюзового сверканья волн в солнечных лучах, первых весенних цветов, проклюнувшихся на голой, еще пронизанной зимней стужей земле, прозрачного, бледного очерка луны, которая виднеется на голубом дневном небосводе, сонмища белых роз, обвивающих замшелую каменную стену и источающих волшебный, сладостный аромат…

Мужчина стоял на одном колене, опираясь одной рукой о землю и протянув другую вперед, как будто осторожно касался чего-то… Например, нагого тела женщины, распростертой перед ним и зовущей его к себе. Лицо его выражало восторг и нетерпение, каждая мышца совершенного тела была напряжена, он был готов слиться с возлюбленной, однако…

Лаис тихо вскрикнула от ужаса, увидев, что знак его мужской силы отбит или отломан! На его месте виден был только косой каменный обломок.

Мраморный красавец был оскоплен.

Как же ненавидел его тот, кто это сделал! Но почему, зачем? И где та женщина, в объятия к которой он стремился?..

Это было тайной. Вековой тайной! Возможно, принадлежавшей не такой незапамятной древности, как остов чудища, но тоже очень старинной — и потому недоступной разгадке.

Лаис несколько раз обошла вокруг статуи, восхищаясь прекрасным мужчиной и стараясь не смотреть на его увечье, и вдруг остановилась, насторожившись.

До нее долетел звук бегущей воды.

При этом звуке Лаис ощутила вдруг такую жажду, что сейчас все бы отдала за возможность попить! Она готова была камни пробивать голыми руками, лишь бы дотянуться до воды!

Однако ничего такого делать не пришлось. Лаис обнаружила несколько узких лазов, ведущих в глубину скал, послушала около одного, около другого — и догадалась, где шумит вода. Она прошла, согнувшись в три погибели, по узехонькому каменному коридорчику, ежеминутно рискуя ободрать плечи о стены, и наконец оказалась еще в одной большой пещере. Посреди находилась полукруглая каменная чаша, видимо, выдолбленная в толще породы тонкой струйкой воды, льющейся откуда-то со сводов пещеры, словно там, наверху, была еще одна каменная чаша, переполненная через край.

Очевидно, из-за того, что вкрапления фосфороса отражались в колеблющемся зеркале воды, в этой небольшой пещере было особенно светло.

Лаис с наслаждением напилась и умылась, а потом сняла свой хитон, который с утра, это она точно помнила, был белым, и помылась. Переплела волосы, снова оделась, чтобы не замерзнуть.

И вдруг ощутила, как она устала. Устала от потрясений, от страхов, от ожидания неминуемой смерти — и от того, что страшное воспоминание о погибшей Гелиодоре то и дело возвращалось и терзало сердце.

Лаис сердито отерла глаза, которые снова наполнились слезами, — да так и замерла, потому что ей послышался звук голосов.

Звук мужских голосов!

Лаис от изумления чуть не обратилась в камень и поначалу решила было, что это все ей мерещится, однако голоса продолжали звучать. Чудилось, что их обладатели разъярены и о чем-то спорят так страстно, что готовы поубивать друг друга.

Может быть, испуганно подумала Лаис, это какие-нибудь дактили, тельхины, куреты, курибанты — древнейшие духи земли? Может быть, здесь, в глубоких пещерах Акрокоринфа, они таятся от людей — ну и иногда затевают ссоры и свары? Только очень странно, что голоса обитателей подземных глубин кажутся чем-то знакомыми Лаис…

Преодолевая страх — это стало уже для нее чем-то привычным! — Лаис пошла на голоса. Пещера снова перешла в узкий короткий коридор, который окончился нагромождением камней. Голоса звучали из-за них! И Лаис едва не упала, когда узнала их обладателей.

Это говорили Клеарх и Артемидор.

— Не лги мне, красивый подлый мальчишка! — Голос Клеарха был полон такой ненависти, что Лаис даже усомнилась, что это говорит ее друг, всегда добрый, великодушный, улыбчивый, приветливо обращавшийся даже с рабами. Казалось, звуки с трудом прорываются через его губы, окаменевшие в судороге ненависти. — Это твоих рук дело!