Шрифт:
— Что ж, Георгий, ты мой товарищ с юных лет, так разделим же судьбу…
Святополка Блуд встретил во дворце. Князь нахмурился:
— Ты почто, воевода, Бориса одного на Альте оставил?
— Ныне печенеги не появятся, до будущего лета ушли.
— Гляди, Блуд, за рубеж не только с Бориса спрос.
— В Киеве я тебе, великий князь, боле пригожусь, чем на Альте. Поди, и недруги твои еще не изведены.
— Пустое плетешь, боярин.
— Как знать, княже. Запамятовал, от кого слышал: брат мой — враг мой…
— На кого намекаешь, — нахмурился Святополк, — на Ярослава, на Бориса аль еще на кого?
— Озлился, княже? Не доверяй я тебе, сказал бы так?
— Верю, воевода.
— Я князю Владимиру служил верой и правдой и те предан буду.
По губам Святополка пробежала усмешка. Блуд испугался, ужли Ярополка вспомнил? Но Святополк сказал по-доброму:
— Не забыл я твои письма в Туров, боярин… А я в Червень гонца послал, чтоб Попович полки в Киев вел.
У Блуда едва с языка не сорвалось, кому же Червоную Русь стеречь, да вовремя опомнился. Святополк промолвил:
— Ладно, воевода, поди домой, чать, по Настене соскучился.
На княжьем подворье Блуд встретился с Путшей.
— На Альте ль Борис?
— Степняков ждет, — хмыкнул Блуд.
— Дождется, — осклабился Путша.
— В самый раз.
Расстались, поняв друг друга.
Сомнения терзают митрополита Иоанна, ведь знал желание великого князя Владимира видеть на киевском столе Бориса, а признал Святополка. Подступили к нему бояре, потребовали, и не устоял он, владыка всей Церкви Киевской Руси, благословил Святополка. Теперь молил Иоанн Всевышнего:
— Господи, виновен яз. Простишь ли грехи мои?
Призвал иерея Анастаса, грозно спросил:
— Не укрылось от меня, что ты с боярами-кромешниками заодно был?
— Не повинен я, владыка.
— Тогда почто, согласия моего не испросив, за Святополком послал?
— Владыка, с вечера великий князь намерился призвать Святополка.
— То при жизни. За Борисом почто не послал? Ждал, нечестивец, покуда Святополк великим князем назовется?
— И в помыслах не держал такого, владыка!
— Но делами! — возвысил голос Иоанн.
— Готов ответ перед Господом нести, святый владыка.
Ударил митрополит посохом о пол:
— Епитимию наложу на тя, Анастас, иди, молись!
Удалился иерей, а Иоанн опустился на колени перед образами, бескровные губы зашептали слова молитвы, отбивал поклоны. Наконец с помощью чернеца поднялся, напялил митрополичий клобук, вышел во двор. День к вечеру клонился, и закатные лучи играли на позолоченных крестах. Посмотрел митрополит на церковь, помянул добрым словом Владимира, построившего ее, и, опираясь на посох, направился к княжескому дворцу.
Поднимался по ступеням медленно, на крыльце чуть замешкался. У поварни заметил старого тиуна Авдея. Тот, увидев митрополита, низко поклонился. Гридин у коновязи чистил лошадь, в дальнем углу дворовый парнишка гонял голубей. Все, как и при жизни великого князя Владимира, подумал Иоанн, только в палатах иной хозяин.
Святополка застал одного, был он возбужден, вышагивал по палате, потирал руки. Приходу митрополита удивился:
— Не ожидал, владыка.
Остановился, вперился взглядом в Иоанна:
— Стряслось ли чего?
— Грех чую яз.
— Но может ли владыка быть грешником?
— И владыка — человек.
— Святой отец, в чем же твой грех?
— Благословил я тя без ряды с братьями твоими, не по праву.
Святополк насупился:
— С братьями мы уговоримся, а ты владыка всей Церкви, те и благословлять. Братьям обид чинить не стану. Бориса в Ростов пошлю и земель ему прирежу. Меня же на великое княжение ты, владыка, благословил по праву, ибо стол киевский по старшинству переходит.
Прошелся по палате и снова остановился:
— Еще ведомо мне, попы православные опасаются, что я латинянам путь на Русь укажу, веру их приемлю. Нет, святой отец, я — великий князь Киевской Руси и жить стану, как жил князь Владимир Святославович.
Ночь тихая, безлунная. За стенками шатра слышно, как хрумкают зерно кони на привязи, стрекочут кузнечики да перекликаются дозоры. Спит лагерь, только Борису не до сна.
Вечером они с Георгием шли берегом Альты, гридни поили лошадей, купались, и ничто не предвещало беды.