— Тихо! — сдавленным шепотом произнес Сивый. — Чую…

Ватага затаилась, старшой слушал. Неясные шорохи усилились в трубе хода. Где-то впереди шебаршенье, на миг вроде и свет взблеснул. Пожатие руки Сивого передали по цепочке: нишкни, беда идет, вожак опасность слушает.

Навстречу кто-то двигался. Осторожные, но уверенные шаги. Много шагов. Не один человек идет. И не пришлый…

Свет приближался. Сивый высвободил руку, стал ощупывать стены, искал спасительный поворот, о котором обсказывал Тихон, куда он не велел входить под страхом смерти, а тут смерть навстречу, не до заповедей…

— Есть! — сдавленно прошептал Сивый. — Сюда! — И поволок первого в ватаге за собой.

Далеко не пошли. Сгрудились сразу за выступом, достали ножи. Сивый выглядывал в проход, поджидая.

Свет приближался, какой-то потаенный, неяркий. Фонарь не фонарь, какие из аглицкой страны попали на Русь.

«Эх, голова два уха! — смекнул Сивый. — Из другого хода в энтот светят!» И вправду: пламя смоляного факела брызнуло вдруг ярко, и Сивый спрятался за выступ. Разбойничья сметка не подвела, в короткий момент увидел он, что двигаются к ним двое с факелами, на головах островерхие шапки, лиц не увидел.

«То ли стрельцы с бердышами, — соображал он, — то ли вообще заморская нечисть…»

Кто бы ни шел, радости от такой встречи им мало. Выходило одно: их шестеро, идут двое, мочить следует без раздумий, иначе не разойтись…

— Слухать сюда! — сдавленно приказал Сивый. — Идут двое. Ножи изготовить и, как сравняются с нами, навались по трое, кто бы ни был. Не щадить!

Ждали, затаив дыхание. Яркий свет наползал, уже и капля сопли засветилась на носу кривого Акима, дрожит, вот-вот сорвется, грохоту наделает. Совсем близко идущие, слышно, как факелы потрескивают…

Пришельцы появились неожиданно, как раз сворачивали в проход, где затаилась ватага. Она, привыкшая к неожиданным передрягам, навалилась скопом, замелькали ножи, послышались вскрики вперемежку с сопением нападавших. В пылу схватки затоптали оба факела.

— Будя! — сипло выдохнул вожак. — Огня!

Запалили факел, осветили все еще стонавших пришельцев.

На головах капюшоны с прорезями для глаз, сутаны до пят. На одном незнакомце она задралась, под ней тяжелый нож в кожаных ножнах, у другого в руке зажаты ударные шарики на прочном шнурке.

— Вишь ты, бля! — разглядывал обоих Сивый. — Заморские засранцы в наших подвалах! А нам так и не ходи…

Убиенных перевернули на спины, разодрали сутаны. На них массивные кресты в форме заостренного меча, рукоять венчало сердце. Не мог знать Сивый, кому принадлежит этот знак, а носили такие кресты монахи Ордена Святого Иакова, ревностные сберегатели своих и чужих тайн. Они первыми проникли на Русь, выискивали ее святыни, изучали потом в далеких своих обителях, в суровых монастырях, которые меньше чем крепости не назовешь. Жили тайные монахи скрытно…»

Судских отложил книгу.

«Как я понял, Георгий Момот достаточно подкован в масонских тайнах и определенные детали прояснить хочет. Есть нюх у Лени Смольникова. Напрасно я его мягко, но побрил».

А книжка Момота тянула к себе.

«…Один из монахов, исколотый ножами весь, еще подавал признаки жизни. Полуоткрытые глаза смотрели на убийц с мукой, губы шевелились в молитве.

— Живой ишо, — подал голос кривой Аким. — Добить? — поворотился он к Сивому.

— Погодь, — отстранил его вожак. — Поспрошать надоть. Кто таков будешь, из каких земель сюда попал?

— Монахи мы из Ордена Святого Иакова. Предайте нас земле и будете прощены пред Господом нашим, сладчайшим Иисусом Христом, — перемежая речь стонами, ответил монах.

— Вишь ты, какой речистый, — цокнул языком Сивый. — Может, тебе ишо кол в жопу забить во славу твоего Иисуса? Чего вы крадучись шастаете тут, наша это земля! Понял, бля? Чего блукаете тут? Разбойничаете? Фарт отбиваете?

— Книги… Книги мы брали древние. Вам от них проку нет.

— Много понимаешь, — ощерился Сивый, пытая умирающего. — Застежки, чай, золотые на книжках-то?

— Мудрые книги, не уничтожайте.

— А и где?

— Тутось они, Сивый, — откликнулся Захарка-малой. — Упали они, как мы наскочили. Два узла, вот…

Подсвечивая факелом, развязали узлы.

— Чудно, — разглядывал книги Сивый. — Сдалека шли, а ничего не понятно писано, — водил он пальцем по открытой странице, останавливая его у киноварных заглавных букв. — Заморские, что ль? Ну-ка, Захарка, пни его, почто замолчал?

— Помер, — ответил Аким.

Твою мать, — ругнулся Сивый. — Дожить не смог.