Возразить Судских было трудно. О записке Гуртового он сознательно умолчал.

— И все же, Виктор Вилорович, не торопись повышать процент. Я связывался с Луцевичем как раз по поводу зомби. Возможно, для этих бедняг не все потеряно. Это наши мальчишки, других нет. Обманутых жалко.

— Оптимист, — с чуть заметной иронией похвалил Воливач. — За это тебя уважаю. Торопиться не будем, обещаю. Дай тебе с Луцевичем Бог удачи. Я думаю, Его канцелярия людские души, как ты, считает. Мстят сознательным.

Все основные дела дня Судских закончил, но кабинет свой покидать не спешил.

«Интересно, — задумался он, — позвонит подруга жизни? Пора бы и повиниться…»

Слишком они отдалились друг от друга.

Звонок последовал:

— Судских, домой думаешь ехать?

— Думаю, — ответил он холодно. — Но не поеду.

— Бабу небось завел?

— Бабу? Бабу не заводят — бабу лепят.

— Какой грамотный, — нараспев ответила жена. Раньше таким тоном муж с ней не разговаривал. Прорезались угрызения совести в ней пополам с ощущением ускользающей собственности. — Ты хоть о сыне подумай. Севка послезавтра улетает к себе во Владивосток. Простись хоть по-человечески.

— Сегодня дел полно, а завтра приеду пораньше.

Отговорка принята, прощались без ругани.

«А с Любашей надо разобраться. Страстями тут не пахнет, меня, старого козла, вряд ли уже кто полюбит. А интерес к моей персоне выяснить необходимо».

Он позвонил Любаше, и она с радостью ждала его приезда. Еще бы: крупную рыбу не торопясь берут.

Любаша умела быть приятным собеседником. Судских пришлось оживить свои знания в искусстве, литературе, живописи, а она, тонко понимая их ограниченность, не заостряла внимания на его провалах. Милая болтовня. Внешне выглядит красиво, а внутренне Судских был недоволен собой. Его жена, выпускница иняза, в молодости была завзятой театралкой, прилично рисовала и даже выставлялась, в рассуждениях об искусстве давала ему сто очков вперед. Постепенно это стало причиной их отчуждения. За годы совместной жизни он поднаторел, многое узнал, вычитал, чему способствовали Григорий Лаптев и книгочей Смольников. Сейчас, в разговоре с Любашей, ему нельзя проигрывать, упустить приоритет. Иначе, понимал он, упустив поводья беседы, соперник станет навязывать свою точку зрения, станет исподволь помыкать им.

«А куда это я наладился? — осадил себя Судских. — Жениться на Любаше я не собираюсь, любовницу заводить не хочу, а выяснить у нее необходимое смогу без тонких знаний. Так ради чего огород городить?»

Свое присутствие здесь он понимал однозначно: у Любаши к нему интерес шкурный. Знает она, кто он, или нет, принимая за преуспевающего бизнесмена, он ей нужен самцом. Шкурка с отливом — еще лучше. А он здесь не ради тела выше колена…

До него уже добрались. В интеллектуальном бою он проигрывал по очкам, в драчке, где сражаются без перчаток, вообще голяком, женщины не спешат выкладывать опыт, если хотят заполучить спутника жизни надолго. Этакого спарринг-партнера. И мужички выкладываются вовсю. Вот, мол, я царь и лев и самый-самый на земле.

— А ты еще очень ничего, славный воин, — сказала она, приподнявшись на локте и разглядывая его. — Очень даже…

Взгляд ее был пристальным, так она еще не смотрела на него. Прежде она глаза прикрывала, изображая овечку или восхищенную козу. Теперь Судских встретил взгляд львицы. Он воспользовался сиюминутной слабостью Любаши и проник в ее подкорку.

В полумраке по наклонному коридору он спускался глубже и глубже. Замедленный стук сердца утомленного человека, расслабленность, полное насыщение, все открыто.

За первым же поворотом он увидел свою жену. Та грозила пальцем, но не ему, а хозяйке этих полутемных ходов. Судских прошел мимо, как нашкодивший кот, только обратил внимание, что жена одета в платье, какое было на ней в день их первого знакомства. Молодая, красавица, с пышной косой… В косу он влюбился сразу. Едва он минул свою молоденькую жену, нос к носу столкнулся с мужчиной средних лет и явно иностранцем. Еще дальше он приметил пожилого человека, лысого, в очках, с беспомощно разведенными руками. Рядом с ним — чем-то сразу настораживающий чело-бек с непонятным предметом в руке. Пистолет не пистолет… Темнота наползала, и проход стал вдруг стремительно сужаться: Любаша обнаружила его, надо быстро выходить.

Их взгляды опять встретились, только сейчас у обоих они стали виноватыми, как бывает, когда оба узнают постыдную тайну, которую знать не очень хотелось.

— Ты хочешь уйти? — опередила она его вопросом.

— Да, — ответил Судских и отвел глаза. — Мне надо доделать дела в офисе. Я выкроил для тебя время.

— И больше не вернешься, — без тени вопроса сказала она.

— Давай не зарекаться? Не накручивай себя.

— Я знаю. Во мне только что сломалось что-то. Буквально в доли секунды.

Часы показывали половину первого ночи.

Через час он был дома.

Его ждали. Сын с радостью, жена с немым вопросом. Жены чувствуют приход и предчувствуют уход. Особенно те, кто старше своих мужей, а она и была старше на три года. Он успокоил ее взглядом невинного младенца, а она угадала в нем особый к ней интерес. И выразил желание поесть чего-нибудь. Сын составил компанию, и они дружно отужинали все вместе в поздний час.

В спальне светлое небо над семейным очагом стала быстро затягивать ревнивая туча. Не дожидаясь громовых разрядов, Судских поспешил с вопросом: