– Мне ничего от тебя не надо, – отчеканил Ник.

– Ты думаешь, что у тебя всё есть?! – взбесился отец, но за тоном продолжал усердно следить, так и не повысив его ни на йоту. – Всё, что ты имеешь, – моё! Ты ни черта в этой жизни не заработал! У тебя ничего нет и быть не может! Без меня и моих денег ты ничто!

– Я отработал каждую копейку, сохранив в секрете, какой ты никчёмный отец!

– Тебя пожалеть? – усмехнулся отец, складывая руки на груди.

– Мне ничего от тебя не нужно.

– Вот и отлично. Тогда, что ты здесь до сих пор делаешь?

– А мне можно уйти?

– Конечно, – лаконично протянул отец после небольшой паузы. – Но завтра утром, чтобы был за столом и ел блинчики со счастливой улыбкой на лице, – добавил он в приказном тоне.

Ник выбежал из дома, в чём был, и тут же запрыгнул на заднее сидение машины. Его знобило, но не от холода, а от ярости, бушевавшей внутри. Ему хотелось успокоиться и взять себя в руки, но молодой человек не понимал, как это сделать, как будто всю свою жизни прибывал в таком состоянии и не знал иного. Желание набить морду собственному отцу было сейчас в сто крат сильнее!

– Ты как, Никит, нормально? – поинтересовался с переднего сидения водитель, который таки не дождался ответа на первый вопрос: «Куда едем?»

– Нормально, – кивнул молодой человек. – Ты нашёл адрес, который я просил?

– Да.

– Едем туда.

Машина тут же тронулась с места. И по мере удаления от дома и приближения к нужному ему адресу, Ник, наконец, начал чувствовать, как на смену клокочущему внутри гневу приходят спокойствие и безмятежность. Через полчаса езды по дворам водитель остановил машину у продуктового магазина популярной сети для людей среднего класса и посмотрел на Ника через зеркало заднего вида:

– Не знаю, как подъехать к подъезду. Может, пройдёшься?

– Далеко?

– Да вон дом – девятиэтажный. По лестнице только поднимись.

Ник кивнул и вышел из машины. На нём был джемпер, рубашка и брюки, и этого было явно недостаточно для весенней ночи. Но Ник не обратил внимания на холодный ветер, лужи под ногами и вылетающие тонкие струйки пара изо рта. Он поднялся по лестнице и взгляд его тут же упёрся в девятиэтажное здание с множеством подмигивающих окон и вереницей подъездов. Дом был старый, подверженный многократным ремонтным работам, что вовсе не улучшило и не приукрасило его состояния. Но не смотря на это, дом хранил в себе тайну и очарование, которыми могли похвастаться лишь старые московские здания. И что отличало этот дом от всех остальных таких же домов – это то, что в нём выросла Наталия. Каждый день она поднималась и спускалась по его лестницам, ходила по его коридорам, выглядывала из окон на улицу, касалась стен. Здесь прошло её детство, о котором он мог только мечтать. Но сейчас, глядя на окружающий его мир и представляя себе маленькую девчушку с растрёпанными волосами, блестящими глазами и милой улыбкой, молодой человек ощущал и себя частью этого пространства, частью её жизни. Как будто и он вырос в этом дворе, играл с друзьями на детской площадке и был знаком с весёлой девчонкой из соседнего подъезда.

Мысли его прервал звук двигателя и Ник перевёл взгляд на подъехавшую к первому подъезду чёрную иномарку. Дверь пассажирского сидения открылась, и молодой человек почувствовал, как сердце его гулко забилось в груди, готовое вырваться наружу из его бренного тела и воспарить над миром в безудержном восторге.

– Ты меня осуждаешь?

– Конечно, нет, – отмахнулась Сэния, отворачиваясь кокну, но через секунду вновь пронзая Наталию своим ледяным взглядом. – Ну да, да, я осуждаю. По-моему, ты не совсем поняла, от чего именно отказалась.

– Я понимаю.

– Тогда, что мы сейчас делаем в этой машине? Ты договор сейчас должна подписывать!

– Но ему ведь не понравилась моя песня…

– Что за ерунда, – отмахнулась подруга. – Конечно, понравилась!

– Но ты же слышала, что он сказал. Над ней надо ещё поработать… изменить текст, подкорректировать музыку…

– Ну и что с того? Это коммерция. Ты продаёшь то, что будет в дальнейшем хорошо продаваться и неважно, что для этого сделает покупатель.

– Я не хочу ничего менять в своей песне, потому что не хочу менять свои чувства.

– Тебе и не надо это делать, родная, – мягко заметила Сэния. – Песня – это всего лишь набор слов под аккомпанемент музыкальных нот.

– Мои песни – это отражение моих чувств. Ты должна меня понять, ведь и тебя любят именно за то, что ты искренна в своих чувствах, которые выливаются в слова. Представляешь, если бы кто-то стал нашёптывать тебе, что говорить? Стало ли тогда это твоими чувствами или всё-таки того человека, который тебе шепчет?

– Я понимаю, – кивнула девушка, опуская плечики.

– Всё не так плохо, – улыбнулась Наталия. – Я рада, что ты приняла моё приглашение.

– А что мне оставалось? – рассмеялась подруга. – Остаться одной среди полупьяных людей, возомнивших из себя звёзд?

– Я покажу тебе Москву! Мы погуляем по самым красивым улочкам. Мы заберёмся на самое высокое здание, чтобы увидеть всю Москву, как на ладони. Я сделаю всё, чтобы ты захотела вернуться сюда ещё не один раз.

– А я думала ты в первую очередь побежишь с Ником встретиться, – усмехнулась Сэния.