Всё это довольно бесславно, мне кажется. Посмотрим, как теперь распорядится их судьбами проклятый Заливский, полковничек самозваный.

Ты уж разузнай, родная, если он захочет опять заслать их к нам, то куда именно.

Постарайся, любушка. Сие для всех нас крайне важно.

А вот в Подольское воеводство и в самом деле пробрался со своим отрядом, как ты и предупреждала, некто Дуцкий, в Гродненское же воеводство – Волович. Но затем они, ну, как сквозь землю провалились.

Попрятались, что ли, Дуцкий и Волович? А вернее – их попрятали. Во всяком случае, следов этих шаек в Подольском и Гродненском воеводствах совсем не заметно.

Ежели что узнаешь новенького на сей счёт, то ты уж без малейшего промедления, родная, сообщай.

Понимаешь, любимая, это всё кандидаты на петлю. Так что сии мерзавцы чрезвычайно интересуют меня – ты же знаешь, я утверждён председателем Верховного уголовного суда Царства Польского.

Жду твоих кратких, но бесценных записочек, единственная моя, как манны небесной, как подлинного чуда.

И, веришь ли, я думаю об тебе неустанно. И мысленно целую тебя и ласкаю.

И благодарю Господа, что он послал мне тебя, и не представляю жизни своей без тебя.

Неизменно верный твой

Витт,

любящий тебя безоглядно и безмерно.

Каролина! Любонька моя!

С радостию спешу уведомить тебя, что шайка Каспара Дзевецкого успешно обезврежена, а сам Девецкий отравил себя ядом. И это с его стороны вполне разумный поступок – иначе бы болтаться ему в петле! Ручаюсь своей губернаторской головой.

То, что шайки Дзевецкого более не существует, для негодяя Заливского есть, несомненно, сильнейший удар, а для нас есть самая несомненная победа, и сия победа, родная моя, всенепременно твоя личная заслуга, Каролинушка. Так что от всей души поздравляю и одновременно чрезвычайно горжусь тобою.

Господи, какой же ты всё-таки молодец, Каролинушка! Продолжай, продолжай очаровывать этого мерзкого Заливского – век буду тебе благодарен.

Да, любимая, очаровывай Заливского – это ныне наиглавнейшая с моей стороны просьба. Наместник Паскевич полностию присоединяется.

Этот негодяй Заливский должен быть на всё готов ради тебя. И у него совершенно не должен быть от тебя тайн. Чую я, ежели не ты со своею бесподобною красотою и непревзойдённым кокетством, этого закоренелого изменника нам не одолеть.

А в ожидающей тебя достойной награде не сомневайся ни единого мгновения.

Все обещанные камешки и прочая сверкающая дребедень, как всегда, за мною, родная моя. И ещё много чего приятного для душеньки твоей я уже приберёг.

Мысленно – и едва ли не постоянно при этом – обнимаю, нежу, целую тебя.

И жду, жду, жду, родная, небывалых ласок твоих.

Весь без остатка твой

Ян,

всегдашний раб неотразимой чаровницы Каролины.

Каролинушка! Радость моя!

Спешу обрадовать тебя. Чрезвычайно приятная весть: Завиша – главный сообщник Заливского и наиболее резвый исполнитель гнусных его указаний – наконец-то предан суду и казнён! И причём, казнён публично – для острастки, дабы впредь полякам неповадно было бунтовать.

Спасибо тебе прегромаднейшее, ведь ежели б не ты, любимая, уж и не знаю, попался ли бы нам в руки сей злобный и жестокий негодяй.

Я ведь прекрасно помню, что это ты сообщила мне, что Завиша со своею шайкою орудует в Полоцком воеводстве. Вот туда наместник Паскевич и направил тут же казаков, и те довольно-таки быстро изловили Завишу и с десяток его головорезов, именующих себя революционерами, борцами за свободную Польшу.

Да, наместник Паскевич совершенно в курсе того, как мы вышли на Завишу.

Награды ожидают тебя, любимая, и не малые. И это естественно: поимкою сего разбойника, в первую очередь, мы обязаны тебе.