Майк хотел было возразить, но передумал.

– Спасибо, – неохотно буркнул он.

– Не за что.

Майк поднялся с кресла и подошел к Эрин.

– Ты в порядке, сестренка?

Эрин кивнула:

– Я думала, что с утренней тошнотой покончено, но это… – Она закрыла глаза при воспоминании.

– Да. Но я имел в виду не только это.

– Он хотел спросить, нормально ли тебе живется со мной, – разъяснил ей Коул.

Эрин раздраженно вздохнула.

– Я в порядке. Если бы это было не так, Коула тут бы не было. Конец дискуссии. – Она скрестила руки на груди – явный признак того, что от своего слова не отступит.

По крайней мере кое-что из языка жестов Эрин он успел усвоить.

– Прекрасно. – Майк поднял обе руки, давая понять, что сдается. – Но знай…

– Я знаю. Вы меня в обиду не дадите. И я вас за это люблю. – Голос ее смягчился. – Но если вы хотите, чтобы я прошла через все это без потерь, предлагаю вам принять как факт, что Коул является частью моей жизни и жизни моего ребенка. И то, что мы считаем приемлемым для нас с Коулом, должно и вас устроить.

Майк наклонил голову и поцеловал Эрин в щеку.

– Я позвоню тебе, как только что-то узнаю.

Эрин кивнула.

– А ты, – сказал он, обращаясь к Коулу, который тоже встал, – не выпускай ее из виду.

– Я не дам Эрин никому в обиду, – ответил Майку Коул. Может, между ними и существовало немало разногласий, но в том, что касалось безопасности Эрин, их позиции полностью совпадали.

Майк удовлетворенно кивнул.

Как только Майк ушел, Коул обратился к Эрин:

– Давай-ка прими еще раз душ и переоденься. Я тебе помогу, если нужно. Сразу почувствуешь себя лучше, и тогда, возможно, тебе захочется чего-нибудь съесть.

Эрин встала с дивана. Она уже не была такой бледной.

– Я сама справлюсь. Встретимся на кухне через пару минут.

Коул чувствовал, что все испортит, навязывая свою опеку. Несмотря ни на что, она не хотела подпускать его слишком близко. Он заметил это, когда только проснулся, но решил не суетиться по этому поводу. Она нравилась ему податливой и нежной, но он понимал, что ею движет чувство самосохранения.

Кроме того, ему не хотелось слишком сильно привязывать Эрин к себе, и то, что она готова была сохранять статус-кво в их отношениях, на самом деле неплохо. Он изложил правила: никаких взаимных обязательств, просто секс, и сегодня она обозначила границы, за которые переступать никому из них не следует. Отчасти он одобрял ее действия, потому что так было безопаснее для них обоих. Но, черт возьми, то, что она не подпускала его слишком близко, ранило больнее, чем он ожидал.

Она словно ушла в себя, в свою раковину, и произошло это именно тогда, когда Эрин особенно нуждалась в том, чтобы рядом был человек, на которого она могла опереться. Коул прекрасно это понимал и чувствовал себя виноватым. Ему импонировала независимость Эрин. Может, она и нуждалась в нем, но не позволяла себе полагаться на него так, как это свойственно многим женщинам. Взять, к примеру, Викторию Марони. Как униженно она просила его не оставлять ее, словно Коул действительно дал ей повод считать, что между ними могут сложиться какие-то отношения. Он не спал с этой женщиной, не пытался ее обольстить, и все же…

Коул чувствовал себя виноватым перед Эрин и за то, что ей пришлось пройти через первый триместр беременности со всеми сопутствующими физическими и психологическими страданиями в одиночестве, тогда как забеременела она не без его участия. И сегодня она упомянула о визите к врачу, о котором он ничего не знал. Коул был потрясен тем, как сильно привязался к ней за то короткое время, что они прожили вместе. Тревожный сигнал. Его навязчивая опека была ей не нужна, зато у него созрела потребность быть рядом, заботиться о ней, чтобы она чувствовала, что не одна.

И это желание защищать и баловать женщину, которая носила его ребенка, входило в явное противоречие с тем, что подсказывали логика и здравый смысл. Он должен был, напротив, всячески поощрять ее стремление к независимости, готовя к тому, что ей придется полагаться лишь на себя, когда он исчезнет из ее жизни. Но пока еще он был здесь, с ней, и не позволит ей нести ее бремя одной. Пусть побережет силы. Они ей понадобятся, когда его не будет рядом.

День едва начался, а Эрин уже чувствовала себя выжатой как лимон. Она медленно спускалась по лестнице, думая о том, что только психически ненормальная особь могла оставить у ее порога труп животного, не посчитав нужным конкретно объяснить, что ей или ему от нее, Эрин, нужно. Кого она должна оставить в покое? Почему?

В животе заурчало, и Эрин внезапно поняла, что умирает от голода. Она даже думать ясно не в состоянии. Хорошо уже, что ее больше не тошнило.

Коул ждал ее на кухне. Завтрак был на столе, и от вида гренок и апельсинового сока у Эрин потекли слюнки.

– Ты явно выбрал не ту профессию, – с улыбкой сказала она Коулу.

Он поразил ее своими кулинарными талантами, и внезапно ей захотелось научиться готовить. Ей бы не помешало кормить себя и ребенка так же вкусно, как сейчас их кормил Коул.