– Я бы не сказал. Просто люблю поесть, – с обезоруживающей улыбкой ответил Коул.

– Ты меня научишь? – спросила она. – Знаешь, чтобы я могла устраивать для малыша или малышки роскошные воскресные застолья, как моя мама устраивала для нас.

У Коула потеплел взгляд.

– Да, я могу это устроить.

Эрин намазала гренок кленовым сиропом.

– Я помню, как папа выходил за газетами, а когда возвращался и мы просыпались, мама уже ждала нас с восхитительными оладьями на столе. – Эрин хотелось бы перенести эту традицию и в свое будущее.

Конечно, Коула в этом сценарии не будет, и Эрин быстро опустила взгляд в тарелку, чтобы он не заметил разочарования.

Отрезав кусочек гренка ножом и попробовав его, Эрин сказала:

– Господи, да ты волшебник.

Коул засмеялся и принялся за еду.

– Так расскажи поподробнее о сегодняшнем визите к врачу.

Эрин пожала плечами:

– Не о чем особенно рассказывать. Обычный ежемесячный осмотр. Ты можешь просто высадить меня у больницы. После того как прием закончится, я тебе позвоню, и ты меня заберешь.

– Эрин, – с нажимом в голосе сказал он, – то, что ты до сих пор была одна, не значит, что ты и сейчас одна.

Эрин подняла глаза, заметила упрямо стиснутые зубы и поняла, что он обеспокоен тем, чтобы с ней ничего не случилось.

– Можешь посидеть в приемной, если тебе будет от этого легче, но в больнице мне правда ничего не грозит. – Эрин сделала большой глоток апельсинового сока и ощутила прилив бодрости.

– Теплее, но еще не горячо, любимая.

Эрин прищурилась.

– Ты ведь не хочешь сидеть в той же комнате, где врач будет меня осматривать?

Коул ожесточенно воткнул вилку в тост.

– Именно этого я и хочу.

– Но там никого не будет, кроме меня и доктора! Никто ко мне и близко не подойдет! – Даже ее сверхзаботливым братьям в голову бы не пришло выдвигать такие нелепые требования.

– Дело совсем не в том, что на тебя кто-то может напасть.

Эрин поставила стакан на стол.

– А в чем же тогда? Я не понимаю, объяснись, пожалуйста.

– Тебе не приходило в голову, что мне просто хочется быть рядом с тобой, когда врач будет проверять здоровье нашего ребенка?

«Нет», – подумала Эрин. Ей это в голову не приходило. Она сознательно пошла на то, чтобы стать матерью-одиночкой, и даже когда Коул сказал, что будет помогать ей и ребенку, полагала, что он имеет в виду только финансовую помощь.

Он жил здесь лишь потому, что ей, возможно, грозила опасность, а не оттого, что ему хотелось с ней жить. Прошлой ночью он предельно ясно все изложил. Будь у него выбор, он бы сейчас находился в своей квартире над баром и, случись им встретиться в городе, делал бы вид, что ее не замечает. Секс был для Коула лишь бонусом в его незавидной работе. С какой стати он сейчас смотрит на нее так, словно она его обидела? Нет, Эрин не понимала его.

– Ты должна знать, что ты не одна, – терпеливо пояснил Коул. – Я буду с тобой сегодня, и хочу знать, когда тебе назначат прийти в следующий раз и потом тоже. Отныне к врачу будем ходить вместе.

– Ну ладно, раз ты настаиваешь…

Эрин не могла определиться, как относиться к этому его программному заявлению, и подозревала, что Коул и сам не знает, чего хочет, и невербальные послания, что она от него получала, свидетельствовали о его метаниях.

То он заявляет, что у них нет будущего, то вдруг заверяет, что она не одна. У Эрин голова шла кругом, но одно она знала точно: Коул обиделся за то, что она не сочла нужным поставить его в известность, что ее и их будущего ребенка сегодня будет осматривать врач. Она могла бы сказать в свое оправдание, что ни за что бы не подумала, что Коула могут интересовать те вопросы, которые беременные женщины обычно обсуждают с наблюдающим их врачом.

Она думала… А что она, собственно, думала? Что Коул вручит ей чек на содержание ребенка и исчезнет из ее жизни? Разве так поступил бы тот мужчина, каким она его знала? И если ход его рассуждений был примерно таким же и он пришел к тому же выводу, что и она, то ей не следует удивляться этому обиженному взгляду.

Они молча закончили еду и убрали со стола. Коул пытался разобраться в своих чувствах. Он сам был растерян, ошеломленный силой своего эмоционального отклика на новость о том, что Эрин идет к врачу. С каких это пор у него возникло желание принимать деятельное участие в таких делах, как посещение женщиной врача-гинеколога? Откуда взялось это инстинктивное стремление защитить Эрин, уберечь ее любой ценой? Не является ли это патологическое стремление проявлением иного инстинкта, инстинкта собственника? И почему он заговорил в нем только сейчас, когда речь зашла об Эрин?

Да, конечно, он отец ее ребенка и не собирался увиливать от ответственности. Коул сразу решил, что поступит, как велит долг: не обидит ни Эрин, ни малыша. Но даже приняв это решение, он не слишком ясно представлял, что именно от него потребуется. Возможно, Эрин тоже об этом не задумывалась, и в этом случае его реакция была неадекватной. Однако когда Майк обвинил его в том, что он отсиживался в сторонке, когда Эрин пришлось первые три месяца в одиночестве пройти через все, что выпадает женщине, вынашивающей первенца, что-то внутри Коула сдвинулось, оставив ощущение растерянности и смутной тревоги.