–  По-моему, дом в Марфине - вовсе не развалины, - возразила Ева.

–  Вы там бывали?

–  Пришлось…

–  Это я образно выразилась - про развалины, - вымученно улыбнулась Мария Варламовна.
– Похожее жилище принадлежало семье Жордан. Во Франции, особенно на окраинах городов, полно очень старых домов, многие из которых похожи на развалины средневековых построек. Вот Феликс и соорудил коттедж, чтобы продлить свои воспоминания о Кате. У него была романтическая натура. Там, в Марфине, он рассказал древнюю историю о женщине благородного происхождения - она убила себя, ударила ножом в грудь… из мести своему мужу. Он увлекся другой… в общем, сентиментальная чепуха.

Ева оторопела. Перед ней возникло видение, сон, который испугал ее в загородном доме, - женщина в старинном наряде спускается по лестнице, а в груди ее зияет рана…

–  Я приняла ее за одну из жен Синей Бороды, - прошептала она.

–  Что?

–  Ничего… это я так… болтаю чепуху, - растерялась Ева.
– Та женщина, она убила себя в том самом доме, о котором говорила Катя?

–  Если верить Феликсу, да, - подтвердила ее худшие опасения Мария Варламовна.
– В большом зале того дома над камином была выбита надпись: «Трижды прольется кровь, и тогда Феникс возродится из пепла». Ужас! Я бы в своем жилище ничего подобного не позволила.

–  К-как вы сказали? Феникс возродится из пепла? Но что это значит?

–  Понятия не имею, - развела руками Симанская.

У Евы вылетели из головы все вопросы, которые она собиралась задавать Марии Варламовне. Лихорадочно соображая, кто же может быть третьим после Вершинина и Мартова, она в смятении молчала.

–  Что вы знаете о Фениксе?
– ляпнула Ева наугад первое, что пришло ей на ум.

Симанская заволновалась. Ее прекрасное лицо напряглось, покрылось красными пятнами.

–  То же, что и все… Феникс - это какая-то мифическая птица, которая возрождается вновь и вновь. Больше я ничего добавить не могу. При чем тут вообще Феникс? Вы мне не верите?
– с усилием спросила она.
– Но почему? Вот вы интересовались, о чем я рассказывала Мартову? А что я могла ему рассказывать? Он - хозяин, я - домработница. Относительно Кати Жордан… скорее сам Феликс Лаврентьевич посвятил меня во многие подробности. Для него оказалось потрясением, что мы с Катей хоть и дальние, но родственницы. После этого его чувства ко мне стали более бурными, он даже пытался объясняться… в любви. Я приношу мужчинам несчастье, если можно так назвать смерть. Поэтому и решительно отказала Феликсу. Но это его не спасло.

По тому, как она называла Мартова то по имени, то по имени-отчеству, Ева сделала вывод о характере сложившихся между ними отношений - не интимных, хотя и достаточно близких, доверительных.

–  Почему вы сбежали к Римме Лудкиной и скрывались под именем Дроновой?

Мария Варламовна глубоко, надрывно вздохнула.

–  Разве у меня был выбор?
– простонала она.
– Я хотела уйти от всего, что связывало меня с прошлым… старалась заполнить свою жизнь тяжким, унизительным трудом. Думаете, зачем я пошла работать уборщицей, а потом домработницей? Я стремилась сломать гордыню, разросшуюся в моем сердце, высокомерие и желание повелевать чужими страстями. У меня ничего не получилось! Я снова странным образом погрузилась в ауру мужского обожания… и снова сбилась с пути отречения и аскезы. Моя гордыня подняла голову и расцвела пышным цветом. Наверное, смерть Сережи Вершинина - это моя кара. И как только я вернулась к прежнему… последовало новое наказание.

–  Смерть Мартова?

Симанская кивнула, сдерживая слезы.

–  Понимаете… меня словно бес попутал. Ну, зачем я пошла в домработницы еще и к Феликсу? Разве мне было недостаточно того, что я получала у Михалина? Он относился ко мне бережно, платил щедро, а я… - Она горько улыбнулась.
– Запоздалое раскаяние! Как в плохой пьесе. В общем… по вторникам я приходила делать уборку к Тарасу Дмитриевичу, а по четвергам - к Мартову. И в то утро… я пришла как обычно, хотела позвонить… и заметила, что дверь открыта. Я вошла… увидела, как он лежит с ножом в груди… у меня просто сознание помутилось. Все повторяется! Тогда, зимой… я застала в беседке Вершинина… мертвым. Теперь - Мартов… У меня, наверное, случился приступ психоза. Не помню, как я выбежала из квартиры, как добралась до метро… Опомнилась, уже очутившись у Лудкиной. Слава богу, ее знакомая уехала на заработки в Испанию, одна комната освободилась, и Римма предложила мне остаться у нее. Пару суток я просто сходила с ума… хотела исчезнуть, раствориться в этом большом городе, спрятаться от всех и вся. На старую квартиру возврата не было, на работу у Михалина - тоже. Придя в себя, я сообразила, что меня могут легко заподозрить в убийстве. А если выплывет костровская история, то… Теперь вы понимаете? Я даже не смею утверждать, что Вершинина и Мартова убила не я! Потому что их смерть косвенно связана со мной… так или иначе… что-то убивает их…

Ева понимала. Стала ясна и причина панического страха Марии Варламовны после посещения их квартиры в Братееве хулиганами и появления пятна крови. Тут и в самом деле волосы дыбом встанут! Что же, выходит, кто-то разлил говяжью кровь со смыслом… хотел испугать именно Симанскую. Но зачем?

Этих «зачем» и «почему» становилось больше и больше. Ева пожалела, что приехала сюда одна, без Славки. Тот наверняка знал бы, о чем спрашивать.

–  Господин Михалин ищет вас, он сильно обеспокоен, - сказала она.
– Может быть, вам стоит встретиться?

Мария Варламовна вспыхнула, вскочила, потом опустилась обратно на диван.

–  Нет! Ни за что!
– воскликнула она.
– Чтобы и он… и его… убили? Это проклятие следует за мной по пятам! Кровь… смерть… Я и от Руслана поэтому сбежала.

Она заплакала. Надо было переключить ее внимание.

–  Хотите прочесть статью, написанную… Мартовым?
– предложила Ева.

–  Давайте. Это имеет какое-то значение?

Мария Варламовна взяла листки с текстом статьи «Невыразимое имя», быстро пробежала их глазами. На ее лице не отразилось никаких эмоций.