Он засмеялся, а Ева разозлилась. Водитель включил веселую песенку: «В каждой строчке только точки после буквы Л…»

–  Остановитесь!
– крикнула Ева.
– Стойте! Я хочу… мне надо…

–  В туалет, что ли?
– оглянулся таксист.
– Потерпите, барышня. Здесь нельзя.

–  Нет? Ладно, едем…

Ева почти все поняла в этот момент, в ее сознании «вспыхнула молния» - показалось, что, если машина сию секунду остановится, замрет окружающее, стихнут посторонние звуки… Феникс откроет ей тайну своего пера. К сожалению, существовали еще правила дорожного движения, которые водитель такси не собирался нарушать из-за взбалмошной пассажирки. Только что из дому, и уже в туалет приспичило! Что за люди? Ничего не умеют делать заранее!

Из динамика полилась новая песенка, но Ева уже ее не слышала, она вся погрузилась в мысли и догадки.

–  Приехали!
– радостно сообщил водитель, открывая в улыбке все зубы.
– Этот дом, что ли?

–  Ага… - рассеянно пробормотала Ева, сунула ему деньги, не глядя, и побежала к знакомому подъезду.

–  Эк припекло барышню!
– хмыкнул водитель.

Он развернулся, выехал со двора, все еще посмеиваясь над незадачливой пассажиркой - добежит или не добежит?

Ева не стала дожидаться лифта и ринулась по ступенькам вверх. У двери остановилась, дыша, как после рекордного забега, нажала на кнопку звонка. Ничего… Она оглянулась в недоумении, нажала кнопку еще раз. Только сейчас до нее дошло, что нет света - потому и лифт, и звонок не работают. Она изо всех сил застучала в дверь кулаком, не ощущая боли.

Мария Варламовна открыла, впустила ее в тесную полутемную прихожую.

–  У нас света нет.

–  Я знаю, почему вы сбежали со старой квартиры!
– выпалила Ева, не давая ей опомниться.
– Люди склонны повторять свои поступки и тем разоблачать себя. Вы сбежали из Кострова, потому что убили Вершинина! Вы сбежали от Степаниды и спрятались здесь под именем Людмилы Дроновой, потому что убили Мартова! Не отпирайтесь. В квартире покойного Феликса Лаврентьевича повсюду обнаружили отпечатки ваших пальцев.

Госпожа Симанская попятилась.

–  Идемте, сядем, - сказала Ева, беря ее под руку.
– Нам необходимо поговорить.

–  Да… - прошептала Мария Варламовна, покорно давая гостье увести себя в гостиную.
– Вы правы. Я убила их обоих.
– Она заплакала.
– Но я не хотела этого… не хотела. Почему так получилось?

–  Я не то имела в виду. Не вы их убили. Их убило… перо Феникса.

–  Перо?.. Какое перо? Вы говорите о ноже? Бандиты, кажется, называют нож «пером»…

–  Нет, нож тут ни при чем, - заявила Ева.
– Вы садитесь на диван, а я в кресло, напротив. Не возражаете?

Симанская молча села, не сводя с гостьи горящих глаз. Она была испугана и подавлена. В гостиной тоже царил полумрак, как и в ее душе - полумрак безнадежности. Напрасно она бежала из Кострова, судьба везде догонит.

–  Перо Феникса из вашей сказки смертоносно… - вкрадчиво продолжала Ева.
– Оно убивает, а не вы! Что такое вы рассказали Вершинину на вечеринке?

–  Н-ничего… клянусь вам!
– Мария Варламовна прижала руки к груди.
– Мы действительно ссорились… и все. Я сказала правду!

–  А что вы рассказали Мартову?

–  Тоже ничего… хотя постойте… я увидела у него портрет Кати Жордан…

–  Вы знали Катю?

Симанская отрицательно покачала головой.

–  Нет. С семьей Жордан переписывался мой отец. Они присылали свои фото - Катя на них была еще девочкой, но она очень похожа на свою мать, Мишель Жордан. Папа читал мне их письма, показывал фотографии. Он говорил, что семья Жордан - французская ветка наших родственников.

–  О чем эти люди в них писали?

–  Да ни о чем таком… особенном… Они были эмигрантами и породнились с нами через потомков мужа тетушки Англес, кажется. Жили в Дижоне.

–  Что за тетушка?
– спросила Ева.

–  Не знаю… Отец так ее называл. Он иногда рассказывал о ней всякие небылицы, немного неприличные. Разумеется, она никак не могла быть теткой никому из нас, потому что давно умерла.

–  У вас сохранились письма и фотографии Жордан?

–  Скорее всего нет, - вздохнула Симанская.
– Во время того… ограбления нашего дома в Кострове большинство писем и фото пропали: воры пытались разжигать ими печку. Мне потом мама об этом сказала, когда разбирала оставшиеся бумаги. Она решила сжечь все! И правильно сделала.

Мария Варламовна закашлялась. Ева обдумывала следующий вопрос. Мысли мелькали, путались, противоречили одна другой.

–  А что Мартов говорил о Кате?

–  Он был приятно удивлен… даже поражен. Оказывается, они с Катей любили друг друга, потом она погибла. Феликс Лаврентьевич начал расспрашивать меня о семье Жордан… мы разговорились. Он собирался писать статью в память о Кате, связанную с какой-то их семейной легендой.

–  Какой легендой?

Симанская пожала плечами.

–  Не знаю. Он не вдавался в подробности, а мне было не интересно. Феликс… Лаврентьевич ухаживал за мной, оказывал знаки внимания. А статья, связанная с семейной легендой Кати Жордан, должна была стать его прощанием, послужить памяти об ушедшей любви. Он даже возил меня в Марфино, показывал загородный дом. Мрачное строение! Мартов говорил, что дом - это тоже память о Кате. Якобы нечто похожее, судя по ее словам, было у них недалеко от Дижона - такие же средневековые развалины.