–  Ладно, ты прав. Моя новая версия, пожалуй, слишком экстравагантна! Девушка с косичками не годится на роль убийцы. А о сокровищах я подумаю. Так кто пойдет к Хованиной, ты или я? Скоро в больнице начнется обед, потом тихий час.

–  Иди ты!
– решительно тряхнул головой сыщик.

Она скрылась за дверями кардиологического корпуса, а Всеслав вернулся к мысли, осенившей его во время беседы с Проскуровым. Пожалуй, стоит поработать в этом направлении.

Петр Данилович Корнеев наблюдал, как угасает его жена, с горечью и раздражением.

–  Ты убиваешь себя, Саша!
– тщетно взывал он к ее рассудку.
– Рождение Владимира принесло нам когда-то много радости, но сын давно вырос. Он больше не твой Володенька, он взрослый мужчина и волен распоряжаться своей жизнью так, как умеет.

–  Я вложила в него всю душу, все силы и не смогла уберечь, научить мудрости. Он исковеркал свою судьбу. Он погибнет, Петя! Эта хищница сожрет его, как голодная щука зазевавшегося карася.

Господин Корнеев поморщился.

–  Наш сын далеко не ангел, вряд ли он запросто стал бы добычей хищника. От чего ты пыталась его уберечь? От него самого? Задача не только неблагодарная, но и невыполнимая.

Александра Гавриловна горестно вздыхала, ее глаза наполнялись слезами.

–  Почему он женился на этой… Феодоре? Одно имечко чего стоит!

–  Имя как имя. А вот причина женитьбы Владимира на Феодоре Евграфовне мне, признаться, тоже не дает покоя.

–  Она еще и Евграфовна!
– простонала больная.
– Мальчик влюбился, она соблазнила его, приворожила, околдовала. Да как присушила-то к себе! Молитвы матушки Параскевы и те не помогли! Какие ужасные люди эти Рябовы, вульгарные, беспардонные, а тесть - чистый алкоголик. Дочка вся в них удалась…

Губы Александры Гавриловны посинели, она начала задыхаться. Корнеев кликнул сиделку. Та сделала укол, неодобрительно покосилась на него - больной необходим покой, а он сидит у постели, тревожит человека своими разговорами. Но за те деньги, которые ей платили, сиделка предпочитала помалкивать. Тем более что и пациентка попалась весьма неуравновешенная, нервная, лежать не желает, все требует к себе мужа. Пусть как хотят, так между собой и разбираются. Дело сиделки - качественный уход за больным: вовремя лекарство подать, накормить, белье поменять, укольчик сделать.

Она удалилась, и Александра Гавриловна с мольбой уставилась на супруга. Сделай, дескать, что-нибудь, Петя! Ты же можешь!

–  Чем тебе Рябовы не угодили?
– отводил глаза в сторону Корнеев.
– Ты их со дня свадьбы ни разу не видела. Они к нам не лезут, чувствуют, что не ко двору пришлись.

Но никакие увещевания не успокаивали Александру Гавриловну, и муж решил больше не препираться с ней. Бесполезно! Он заходил в ее комнату, садился на край кровати, брал больную за руку и молчал. Прошлая его жизнь, связанная с умирающей женой, уходила, отрывалась, как плохо привязанная лодка, и уплывала в туманные, неизведанные дали. А он оставался на берегу… и не стремился вслед за ней. Появление Феодоры перевернуло его представление о самом себе как о пожилом, утомленном перипетиями судьбы мужчине, остывшем, скучном и занудном.

Образ невестки, с ее греческим профилем, развитыми формами и плавными движениями, неотступно сопровождал Петра Даниловича повсюду. Даже когда он входил к больной супруге, образ Феодоры не желал оставаться за дверью. И господин Корнеев приносил его с собой. Он на личном примере убедился в верности утверждения: любви все возрасты покорны.

«Я что, полюбил жену собственного сына?
– бестрепетно спрашивал он себя. И так же бестрепетно отвечал: - Да, я люблю ее! Люблю Феодору».

И только на второй вопрос, непременно следовавший за первым, ответа у Корнеева не было. Что же будет дальше? Как развязать этот сложный, крепкий узел?

Доктора не скрывали, сколько осталось жить Александре Гавриловне - месяц. Если она не будет изводить себя слезами и нервными припадками. Когда Владимир не приезжал, она требовала звонить ему чуть ли не каждый час. А когда он являлся, не могла сдержаться и приставала с мольбами бросить ненавистную Феодору. Сын упрямо отказывался дать матери такое обещание.

Господин Корнеев присматривался к Владимиру, силился разгадать его внутренний мир, мотивы его поступков. И в то же время стремился надежно спрятать свои мысли по поводу Феодоры. Он и раньше недолюбливал дом в Рябинках, а теперь дал себе слово ни при каких обстоятельствах не появляться там.

–  Тебе стоило бы увеличить штат обслуги, - как бы невзначай сказал он Владимиру.

–  Зачем?
– вяло удивился тот.
– Наши потребности не так велики, и Матильда вполне справляется с домашним хозяйством. Один водитель и охранник, которые при случае подменяют друг друга, разве этого не достаточно для двоих?

Слово «двоих» так остро, больно резануло слух Петра Даниловича, что ему с трудом удалось сохранить невозмутимое выражение лица.

–  Тебе виднее, - согласно наклонил он голову.
– А жена не жалуется на отсутствие развлечений? Все-таки в Рябинках бывает довольно тоскливо. Соседей в обычном понимании нет, друзья и знакомые остались в Москве, ей даже поболтать не с кем.