Подозрения Лопаткина по поводу насильственной смерти Варвары Игнатьевны, похоже, не столь уж и беспочвенны. В свете сегодняшней стрельбы они приобретают иной смысл. Полина, если тщательно разобраться, тоже покинула этот мир не совсем естественным путем - будь ее подруга жива и здорова, Полину не хватил бы удар. А теперь еще и… Ирбелин? Раз преступник задумал следующее убийство, он не остановится. Грёза! Где она, что с ней?

Глинского охватила нервная дрожь, по коже побежали ледяные мурашки.

–  Мне холодно, - заявил он милиционеру.
– Пойду в дом. Надо что-нибудь выпить.

–  Хорошо, - сразу согласился тот.
– Наш сотрудник жильцов опрашивает. Вы с ними знакомы?

–  Конечно. Я занимаюсь их расселением и похоронами. Две одинокие старушки скончались, а погребение сами знаете во что обходится. Наша фирма взяла расходы и организацию на себя. А что?

Оперативник не успел ответить. Подъехала машина со съемочной группой «Криминальной хроники», и он раздраженно сказал:

–  Ну вот, телевизионщики нагрянули! Сейчас будут критиковать работу правоохранительных органов.

Не желая попасть еще и в объектив телекамеры, Григорий Иванович поспешил к парадному. Как там Грёза?

Первое, что бросилось ему в глаза в коридоре, - крышка гроба и дородная фигура сиделки. Женщина просияла, но, заметив состояние Глинского и его повязку, ойкнула, всплеснула руками и поспешила ему навстречу:

–  Георгий Иванович, что это с вами? Это… вас чуть не убили?! Господи! Беда-то какая! От бандитов проклятых никакого спасу не стало! Вам в больницу надо…

–  Сделайте мне горячего чаю, - попросил Глинский, не слушая ее причитаний.
– И побыстрее.

–  Да-да, конечно, идемте.

Она привела его к знакомым дверям, которые оказались открыты.

–  К ней милиционер заходил, расспрашивал, - пробормотала сиделка, пропуская вперед раненого.
– Грёза, девочка моя, с тобой все в порядке?

Грёза, ни жива ни мертва, белая как мел, сидела в кухне, забившись в угол. Ее глаза, красные и припухшие, болезненно блестели. При виде Глинского с перевязанным плечом она вздрогнула и медленно начала клониться вправо.

–  Ох ты боже мой!
– закудахтала сиделка, бросаясь к девушке.
– У нее обморок. Дайте воды, или нет, лучше нашатырный спирт.

Пока она приводила Грёзу в чувство, Глинский, не обращая внимания на онемевшую руку, приготовил чай.

–  Коньяка нет?
– спросил он.
– Или водки?

Сиделка пожала плечами.

–  Вам алкоголь только повредит, - заметила она.

Глинский саркастически усмехнулся. После того как его чудом не застрелили, вред, который мог нанести ему алкоголь, казался ничтожным.

–  Черт, я совсем забыл!

Глинский сходил к злополучному «Мерседесу», возле которого суетились криминалисты, и вернулся с пакетом сластей и бутылкой вина. Жизнь продолжается!

–  Предлагаю отметить мое спасение, - мрачно пошутил он, выкладывая на стол шоколадные конфеты, пирожные, виноград и клубнику со сливками.
– Надеюсь, вы не против?

Грёза немного порозовела, согласилась поесть. Ее ни о чем не спрашивали, просто угощали вином, виноградом и кусочками «наполеона».

«Потом поговорим, - решил Глинский.
– Нам обоим надо подкрепиться».

Девушка не допила вино, отказалась от чая и, попросив извинения, встала из-за стола. Ей хотелось подумать. Визит милиционера, который задавал жуткие вопросы, и особенно ранение Жоржа привели ее в ужас. Неужели это все шахматы? Ей было не по себе от деревянного сундучка с фигурками, как ни в чем не бывало стоявшего на журнальном столике в гостиной.

Глинский и сиделка остались в кухне. Женщина, с наслаждением поглощая конфеты и пирожные, рассказала, как прошел день. Не очень-то весело.

В доме, которому не позднее чем через год предстояло стать клубом для избранных, царили уныние, скорбь и страх. Даже предпохоронная суета не могла разрядить эту угнетающую атмосферу. Катафалк еще днем привез из морга тело Варвары Игнатьевны, и сотрудники ритуального бюро установили гроб в квартире покойной для прощания. Распорядитель сначала пытался согласовывать ход процесса с Грёзой, как ему велел господин Глинский, но убедился в бесполезности сего действия. Девушка молча плакала и не понимала толком, чего от нее хотят. Сиделка осталась еще на сутки, чтобы присматривать за ней. Мертвые больше не нуждались в ее заботах, а вот девочка, как она горюет, бедняжка! Близкие родственники и те воспринимают смерть стариков спокойнее. Что поделаешь? Таковы законы бытия - все живое рождается, развивается, угасает и умирает.