Этот неожиданный выпад на несколько мгновений лишил Иви дара речи, но, совладав со своим смятением, она почувствовала, что должна ему ответить.

— Какой ты человек? — ринулась она в атаку, сердце у нее больно колотилось. — Я думаю, ты совершенно ничего не понимаешь, если считаешь, что Леонидас возразил бы против того, чтобы у меня родился твой ребенок. Как же ты плохо знал своего брата! В нем отсутствовала какая-либо мелочность, зависть и злость. Готова поспорить, что он заставил тебя на мне жениться, надеясь, что в конце концов мы окажемся вместе. Вот какой у тебя был брат, Георгос. А что касается моей жалости… Сомневаюсь, чтобы ты когда-нибудь стал объектом женской жалости, — горячо выпалила она. — Ты вызываешь совсем другие чувства!

Сузившимися глазами Георгос смотрел на ее вздымающуюся грудь.

— Уж не собираешься ли ты сказать, что хочешь отправиться со мной в постель? — недоверчиво спросил он.

Иви не отвела глаз, хотя щеки ее пылали.

— Не могу сказать «да», но не могу сказать и «нет». У меня мало опыта в таких делах. Но тебе, должно быть, это известно, ты очень привлекательный и, я уверена, опытный мужчина. Что думаешь ты? — очертя голову повела она наступление. — Ты мог бы сделать так, чтобы я захотела отправиться с тобой в постель?

Обжигающие, но странно холодные голубые глаза, казалось, проникли сквозь ее платье, их жар жег ей кожу, их лед превратил ее соски в тугие застывшие бутоны. С откровенной неторопливостью его взгляд прошелся вверх, миновав ее сжавшееся горло и приоткрывшиеся трепещущие губы, и достиг, наконец, больших влажно-карих глаз, расширявшихся по мере того, как они вбирали в себя силу этого безжалостно чувственного взгляда.

О да, задохнувшись, поняла она, он может это сделать. Но в этой постели не будет ничего похожего на то, что она испытала с Леонидасом. Не будет никакого слияния душ, одно только слияние тел — крепких, здоровых тел, стремящихся друг к другу в порыве примитивной страсти.

Четкие недвусмысленные образы, атаковав ее разум, заставили Иви задохнуться от шока и стыда, ибо обуревавшие ее сейчас чувства не имели ничего общего с той любовью, о которой она всегда мечтала. Это был только голое плоти.

Когда Георгос шагнул к ней, она попятилась, бледная, потрясенная. Его рот дернулся в непонятной улыбке, рука потянулась и со странной нежностью задержалась на ее щеке.

— Давай забудем об этом разговоре, Иви, — сказал он низким, севшим голосом. — Но больше не делай мне таких предложений. И не бросай таких вызовов. — Его рука упала, плечи распрямились, и лицо вновь обрело обычное резко-отчужденное выражение. — А теперь ступай на кухню и поулыбайся Эмилии и матери, — велел он. — Мы ведь не хотим расстроить их на Рождество, правда?

По давней традиции накануне Нового года для сотрудников их фирмы устраивался большой прием. Однако в этом году возникло некоторое затруднение.

Как представлять ее гостям? Никто, кроме Риты, не знал об их странном браке. Брак удобства ради, хотя теперь это стало сплошным неудобством, с горечью подумала Иви, глядя на огорченное лицо Георгоса.

— Я просто останусь у себя в комнате, — предложила она, вызвав протестующий вопль Риты, пришедшей помочь с приготовлениями.

Георгос одарил свою секретаршу сокрушающим взглядом, но Риту это нимало не смутило.

— Ваша мать ни за что этого не позволит, и вы прекрасно об этом знаете, — последовало ее суровое напоминание. Георгос вздохнул и сдался.

— Мы скажем, что ты старый друг семьи, — сказал он Иви. — Из всех, кто придет на вечер, только Янис знает, что это не так. Я ему сейчас позвоню и предупрежу, чтобы он держал язык за зубами.

— Не беспокойся, я это сделаю, — быстро предложила Рита. — А вы заберите спиртное, которое я заказала в магазине на два часа.

Георгос бросил взгляд на часы.

— Уже третий час. Почему не сказала мне раньше?

— Я говорила, но вы не слушали. Вероятно, думали о… чем-нибудь другом, — сухо докончила она и, повернувшись к Иви, улыбнулась. — Пошли, подберем тебе наряд, подходящий для старого друга семьи.

Иви пошла вслед за Ритой наверх, испытывая облегчение от того, что ей выберут платье, туфли и украшения, подскажут, какую сделать прическу, макияж. Рита обладала отменным вкусом, так что Иви покорно поступила в ее распоряжение.

Она не пожалела об этом, увидев себя в зеркале и обозревая последствия забот подруги. Черное платье, которое Рита извлекла из гардероба, с высоким круглым воротом, подрезными плечами и слегка расширяющейся от бедер юбкой, доходившей почти до щиколоток, было простым и элегантным. Но в трех местах у нее торчал лифчик — на плечах, из глубоко вырезанных пройм и на спине, где разрез от застегивавшейся на шее большой хрустальной пуговицы доходил почти до талии.

Пришлось вообще сиять лифчик. Иви сделала это неохотно, зная, что ее пышная грудь имеет обыкновение опасно колыхаться, когда ее ничто не держит. И хотя черный цвет смягчал это зрелище, а подкладка на платье скрывала соски, тревога не проходила.