Бабушка и дядя стояли у длинного стола темного дерева. Бабушка была так похожа на папу (или папа на бабушку), что сомнений у Марико не возникло: мечта ее сбылась. Марико даже не удержалась и сказала самой себе тихим шепотом: «Бабичка!» В моменты волнений ей легче думалось на родном языке. Дядя тоже был похож на папу, только одет очень строго и явно дорого: цену вещам Марико хорошо понимала, работая среди этих самых вещей.

Начались вежливые поклоны, представления. Марико старалась кланяться, как положено, но получалось у нее неуклюже: навыка никакого не имелось. Бабушка вежливо улыбалась, но глаза ее, родные отцовские глаза, смотрели цепко и пристально, словно прожигая насквозь.

Вдруг она заговорила. Тихо, ни к кому не обращаясь, по-японски. Значит, произносила она то, что для Марушки не предназначалось, ведь все были поставлены в известность, что японским она не владеет. Кутюрье слушал, что говорит старая женщина, и вдруг принялся переводить ее слова Марико.

– Ваша бабушка отметила, что вы похожи на ее сына, но при этом в целом на японку не похожи. Только какие-то черты. Но в целом – нет впечатления чистокровной японской девушки.

Марико и сама, оказавшись впервые в Японии, поняла, что дело не только в смуглости и разрезе глаз. Дело в тембре голоса, в манерах, в улыбке, в том духе, который или есть, или нет. Неуловимое, но очень осязаемое, по сути решающее все. В общем, и тут быстро определили, что место ее – нигде, звать ее – никак и ни к какому роду-племени ей не прибиться.

Но разве для этого встретилась она со своей бабушкой?

Марико оценила необычный для японца поступок своего покровителя-кутюрье. Ведь тем, что он перевел ей слова старой дамы с японского на английский, он четко дал понять, что собирается стоять на страже ее интересов. Это стало еще одним доказательством его дружеского отношения.

Между тем младший сын госпожи Аири тоже обрел дар речи.

– Я рад приветствовать вас, Марико-сан. Мне приятно, что мы познакомились, – проговорил он очень вежливо на безукоризненном английском.

Марико поклонилась и ответила, что тоже очень рада. Ей хотелось обнять бабушку и дядю, но откуда было знать, как тут принято обращаться с родственниками?

– Мы знали о том, что ты родилась, – заговорила между тем бабушка, на этот раз тоже на английском. Она открыла свою элегантную и модную, как отметила Марико, сумку и достала оттуда конверт.

– Вот, посмотри, – протянула она конверт внучке. – У меня уже пальцы не слушаются, ты быстрее достанешь.

Марико вынула из конверта несколько фотографий. На каждой из них она увидела себя. Вот тут ей четыре месяца. Она лежит на пузе голышом на клетчатом одеялке и таращится в камеру. Рот раскрыт, улыбка беззубая, черные прямые волосы в разные стороны. Смешная картинка.

– Великолепное фото, – заметил негромко кутюрье. – Вся ты как на ладони. И сейчас такая же, ничего не изменилось. Кто фотограф? Это снято с любовью.

– Мой папа, – тихо ответила Марико.

На следующей фотографии трехлетняя Марико в клетчатой юбочке, яркой кофточке, лакированных туфельках и в белых гольфиках стояла на зеленой травке, обнимая большого плюшевого мишку.

– Тоже папа снимал?

– Да, – кивнула Марико.

– У него талант, – прокомментировал профессионал.

Марико увидела свое любимое фото, где она стояла в обнимку с отцом.

– Это в день моего рождения, на десять лет, – пояснила она. – Случайного прохожего попросили щелкнуть.

– Но как же вы похожи! – поразился кутюрье.

Фото, запечатлевшее двенадцатилетнюю Марико, держащую перед собой картонку с генеалогическим древом, всех почему-то развеселило.

– А ты выросла с тех пор, – заметила бабушка.

– Да, – со вздохом согласилась Марико, – выросла. Я почему-то в четырнадцать лет как начала расти, ужас! Думала, уже не остановлюсь.

– У тебя, наверное, высокая мать, – утвердительно произнесла бабушка.

– Нет, не высокая. Обычная. Метр шестьдесят пять. Они с папой одного роста.

– Для женщины это много. Разве нет? – заметила бабушка.

Тут Марико отметила про себя, что бабушка едва достанет маме до плеча. С собой она даже и сравнивать боялась.

– Это обычный средний рост, – вежливо произнес кутюрье, – с таким ростом в модели не берут.

Марико аккуратно сложила фотографии в конверт и вернула его бабушке.

– Я хотела бы кое-что определить, – негромко произнесла госпожа Аири, – а потом мы пройдем в соседнюю комнату. Там нас ждет угощение.

Марико осторожно поклонилась, стараясь, чтобы угол поклона оказался не больше сорока пяти градусов, как того требовал этикет. Отклонение от сорока пяти градусов в поклоне указывало бы на ее совсем дурное воспитание.

– Ты ведь не носишь нашу фамилию? – продолжала свою речь бабушка.

– Сейчас нет, – ответила Марико. – Сначала меня записали под папиной фамилией, но потом, когда родители развелись, мама вернула себе свое прежнее семейное имя и мне дала его тоже. В Чехии легче жить так.