Голод вернул всех в города. Но там уже окопались те, кто никогда оттуда не уходил. И мелкие источники жизни, окопавшиеся вокруг продуктовых складов, баз, хранилищ госрезервов и заброшенных ещё до войны бомбоубежищ, переставших функционировать ещё в постперестроечные годы, отчаянно огрызались, не пуская к себе лишние рты.

В этой битве за ресурсы участвовал и наш анклав. Не атакуя, мы лишь защищали своё. Единственный наш поход был ещё в первый год - марш-бросок до заводов под «Артёмом». За оружием. В тот рейд была сожжена львиная доля нашего топлива. С тех пор лишь глухая защита… до той поры, пока не нашли общих интересов с Хабаровском. Варяг - наш второй марш-бросок за жизни…

Спасск-Дальний промелькнул довольно быстро. Кузьмич гнал поезд километров под тридцать пять в час. Рельсы хорошие. Хоть останавливай и снимай встречу, набивая вновь розовый вагон под потолок.

Нет, сегодня всем выходной. Мышцы у рабочих должны ломить ещё от прошлой нагрузки. Пока я валялся в лазарете - народ гнул спины, уложив двести с лишним метров путей. Вроде крохи, но это шестая часть рельсового запаса, что везли собой. Так что едем пока и едем себе, а об угле и новых рельсах - завтра. Сегодня день скорби. Сегодня ничего не хочется.

Проехали груду металла. Среди тающих обломков я узнал вертолёт Ка-52, замороженный временем долгой зимы и не подверженный ржавчине. Как осколок прошлого, он напоминал о том времени, когда люди покоряли небо… и космос.

Рука капитанши сильнее сжала пальцы. Она напомнила о себе, выбрасывая из царства мрачных мыслей в реальность. Реальность со своими проблемами и… бонусами.

Повернувшись, посмотрел в её серые глаза. Не зелёные, не голубые, но что-то между. Глаза-гибриды, глаза-хамелеоны.

Лена мягко улыбнулась:

– Сделай уже что-нибудь, а то покраснею. Смущаешь же, как девочку. Робкая я. Сейчас в ракушку обратно залезу.

Последовавший поцелуй был долгим. С небольшими перерывами он длился почти до самой станции «Свиягино», растянувшись более чем на двадцать километров. Мы пересекли две речушки. Оба мостика оказались в отличном состоянии. И Кузьмич лишь замедлил ход, но не останавливался полностью.

Губы медленно соприкасались, истосковавшись по нежности и теплу. Не спеша, вызывая мурашки по коже, мы тонули в поцелуе, исследуя каждый сантиметр губ, щёк друг друга. С полднем было проще, чем в прошлый раз, так как с утра я начисто выбрился. А вот швы на щеке немного мешали. Но раз её не смущала моя зелёная рожа в зелёнке, то всё в порядке.

На периферии зрения что-то мелькнуло. Мы с Леной повернулись одновременно, с удивлением разглядывая бегущую вдоль мелколесья косулю. Раньше лес вдоль железнодорожных путей исправно вырубался, теперь же охотно отвоёвывал территорию. Ещё десяток лет и будет расти между рельсов, если не возобновим следование поездов. Пока же вдоль него удобно было пастись и охотиться.

Косуля мчалась наравне с поездом в этом редком мелколесье. В какой-то момент мы поравнялись со зверем, затем она начала обгонять наш неспешный состав. Среди сухих кустарников мелькнула оранжевая тень. Мы сфокусировали взгляд и увидели мчащегося за косулей тигра.

– Смотри, Ленка. Амурский тигр!

– Красавец!
– восхищённо ответила капитанша, во все глаза, разглядывая царя дальневосточной тайги.

Полосатый охотник быстро приближался к молодой парнокопытной жертве. Он был огромным даже для тигра и мчался так быстро, что мне показалось - никакой гепард и рядом не стоял.

Самый мощный в мире представитель кошачьих настиг косулю последним мощным прыжком. Мы видели, как мощная лапа задела косулю за круп, сбивая скорость бега, и длинные когти подранили мышцы на задней ноге, следом в мясо впились клыки. Мощная челюсть с упоением вонзилась в добычу.

Поезд уносил нас все дальше от места трапезы тигра, но в тот момент я понял две вещи: во-первых, тайга жива и не безопасна. Во-вторых, звери в ней стали гораздо крупнее. Вздумай я встать рядом с этим тигром, он в холке бы был выше меня. А что, если это не крупнейший лесной представитель? Не удивительно, что люди взяли ноги в руки и пошли прочь из лесов, возвращаясь в города.

– Кажется, теперь нас занесут в «Красную» книгу, - обронил я невесело.

Капитанша повернулась, долго смотрела в глаза, затем молча прижалась щекой к плечу. Вся сияет, довольная. Глаза блестят задором, щёки румянцем. Какое ей сейчас дело до вымирающего человечества, когда на личном фронте все в порядке? Чисто психологически не может человек постоянно думать о плохом. Нужна какая-то разгрузка в мире стрессов и смертей. Смертей ранних, нелепых, почти каждодневных потерь.

– Идём, Ленка. Дела ждать не будут, - пробормотал я, сам никуда искренне не желая уходить.