Шрифт:
А русские вдруг начали неистово напирать, уничтожили первые ряды лучших воинов Бенедикта, рвутся вперед.
Что это там сбоку? Тучей плывут русские — пешие смерды. Откуда они взялись? «Держаться! Держаться!» — шепчет Бенедикт. Уже не о том, чтобы загнать русских на днестровский лед, думает наглый воевода. Он мечтает о другом — отойти без потерь и бежать, бежать. За спиной, как гром средь ясного неба, раздался воинственный клич. То из-за Галича вылетели новые русские сотни — они еще вчера были посланы Мстиславом, чтобы окружить город с юга. Теперь уже Бенедиктовы воины заметались по полю, беспорядочно побежали, думая об одном — только бы спастись, только бы остаться в живых. Вместе с ними ошалело скакал и Бенедикт.
— За Галич! — кричали новгородцы.
— За Галич! — радостно восклицали галицкие ковачи.
Враг удирал, а на поле боя оставались убитые и тяжело раненные.
Чужеземцы были изгнаны из Галича.
Галицкий люд радостно встречал новгородцев, благодарил их за помощь.
Связанного Дмитрия Судислав еще до бегства перевез из крепости на свое подворье. Дмитрий потерял счет дням.
Он лежал в темной и мокрой яме, избитый, связанный по рукам и ногам веревками, был не в силах двинуться с места. Сколько дней уже не кормят его — он не знал, в яме он был отрезан от всего живого.
Дмитрий начал засыпать, но до слуха его донесся какой-то отдаленный шум — открывали дверь в поруб.
…Кто-то переворачивает его.
— Где я? — шепчет Дмитрий, никого не видя.
Ему тихо отвечают:
— В яме, под землей.
«Где я слыхал этот голос? — Дмитрий напрягает память. — А может, показалось? Нет, слыхал».
— Это я, Твердохлеб. Вернулся из Владимира, у князя Даниила там был.
— А почто ты тут?
— Вызволить тебя хотел. Со стражей договорился. Уже и вход открыли, оставалось только лестницу спустить, да кто-то ударил меня по голове и бросил сюда. — Руки Твердохлеба ощупывали Дмитрия. — Да тебя так связали, как купцы товар к возам привязывают.
— А у тебя руки свободны?
— У меня и руки и ноги не связаны. Видно, у них времени не было связывать меня, бежать торопились. Теперь тихо, ничего не слышно.
— А тут всегда тихо, я лежал как в могиле. Руки болят очень, Развяжи, Твердохлеб.
— Трудно это сделать! Тут такие веревки, будто навечно тебя связали, — Стоя на коленях, Твердохлеб снова старательно начал ощупывать руки Дмитрия. — Узлы так завязали, что и концов не оставили. Лежи не шевелись, я зубами…
Твердохлеб лег рядом на солому, удобно примостившись, и, ухватив зубами веревку, начал жевать ее. Было противно, но Твердохлеб отплевывался и продолжал грызть. Тупая боль рвала тело Дмитрия. Он потерял сознание. Когда очнулся, было тихо. Не снится ли все это?
Даниил был недоволен. Прискакал запыхавшийся гонец и сказал, что новгородцы уже в Галиче. «Как я замешкался! — укорял себя Даниил. — Больше воинов хотел собрать. Собрал! Надо было скорее».
Оставив пеших, он помчался в Галич с конной дружиной. Скакал молча, за ним спешили Светозара и Мирослав. Но молчать надоело, и он, чтобы подбодрить себя, обратился к Светозаре:
— Галич уже недалече, Светозара, скоро Дмитрия увидишь. Гляди, — он поднял руку, — к Днестру спускаемся.
Вдали золотым сиянием засверкали на солнце купола церквей. Даниил пришпорил коня, а конь, увидев жилье, сам летел как ветер. Копыта простучали по днестровскому мосту. Промелькнули хатки Подгородья. Вот и крепость. С разгона влетает он на мост, минует ворота и останавливается, На площади всадники. К Даниилу подъезжает мужчина в княжьем шеломе и ласково улыбается, протягивает руки.
— Здравствуй, княже Данило!
Это Мстислав. Он на своем любимом сером коне, одет в зимний белый меховой кафтан. На шеломе пышное перо невиданной птицы. Кафтан перехвачен кованым поясом, а на поясе меч с золотой рукоятью — подарок новгородцев.
Даниил не может найти слов от смущения. Потом снимает шелом и кланяется.
— Славного князя Мстислава приветствую на Галицкой земле. — И добавил: — Как родного отца.
Мстислав поздоровался с Даниилом и, будто не замечая его смущения, спросил о приехавшей женщине.
— Это жена тысяцкого Дмитрия, — ответил Даниил. — Но я не вижу Дмитрия. Где он?
Мстислав приблизился к Светозаре и поклонился ей, сказав:
— Храбрый муж у тебя.
Когда вошли в терем, Мстислав рассказал об исчезновении Дмитрия. Светозара разрыдалась.
— Видишь? — обратилась она к Даниилу. — Чуяло мое сердце, не хотела я, чтобы он ехал в Новгород!
Она вызвалась сама искать Дмитрия, не полагаясь на дружинников.
— Поеду! — решительно сказала она.
Мстислав посмотрел на Даниила. Тот утвердительно кивнул головой, и Мстислав позвал дружинника.
Светозара торопливо вышла на подворье. Ей подвели коня. Она увидела, что к ней кто-то бежит.
— Теодосий! — крикнула она.
— Я!
— Ты не видел Дмитрия?
— Погоди. Я шел к князьям. Давно уже ищу Дмитрия, да нет следов. Вчера исчез Твердохлеб, а я мыслю — он там же, где и Дмитрий. Твердохлеба видели в крепости. Но видели и в Подгородье.
В сопровождении Теодосия Светозара поехала в Подгородье. На площади Теодосий остановился. Светозара недовольно посмотрела на него: «Спешить надо, а он мешкает…»