Че сделал неопределенный жест рукой, потом ответил:

– Неважно. Уже неважно. Важно то, каким он станет после следующего воскрешения. И то, какими станем мы.

– После следующего воскрешения?

– Именно. Мы пригласили тебя на Луну не для того, чтобы тренировать психически неуравновешенного парня. Твоя миссия гораздо важнее.

Хонгр насторожился. Вступление не предвещало ничего хорошего. Если ликвидация Ницше – всего лишь ступенька в реализации плана, то каков он весь? Взорвать лунный космопорт? Нет, мелко… Захватить центр воскрешения и удерживать его, пока на Луне не соберется целая армия революционеров? Увести спутник с орбиты Земли?

– И что же я могу сделать в одиночку? Или ты собираешь отряд? – спросил Хонгр.

Выступить под знаменем Че Гевары в последнем бою – что может быть почетнее? Да и не в почете дело, а в том, куда Че поведет своих бойцов. Родина или смерть! До конца, до полного освобождения Земли от диктата олигархов и машин.

– По нашим расчетам, в ближайшее время сюда прибудет Николай Гумилев, – сообщил Че. – Он должен измениться.

– Каким образом?

– Мерлин расскажет. Я подтверждаю союз Мерлина с нашей организацией.

Рекомендация Че дорогого стоила, но Хонгр насторожился. Союз? Почему легендарный революционер выразился так? Выходит, Мерлин – не псевдоним известного бойца? Он не член организации?

– Да кто он такой, Мерлин?

– Ты не понял? – удивился Че. – Но ведь ты выполнял его команды. По его приглашению прибыл сюда. Мерлин считает, что ты лучше всех справишься с поставленной задачей.

– Я думал, что мы работаем вместе…

– Так и есть. Но Мерлин – искусственный интеллект проекта «Авалон». Он считает, что человечеству грозит серьезная опасность. И намерен ее предотвратить.

– Почему же он не обратится напрямую к правительству?

– Как? С требованием убить во имя великих целей великого русского поэта? Да и «Авалон» неоднороден… Другие элементы категорически против тех изменений, что инициируются Мерлином. Но тем, кто стоит за свободу, с ним по пути. Поэтому мы и идем на жертвы.

Хонгру стало не по себе. Но кто сказал, что принести человечеству счастье будет легко?

– И как вас зовут, любезный? – обратился Гумилев к пленнику. – Кто вы такой?

– Дима меня зовут, – обиженно буркнул парень.

– Дима? То есть Дмитрий?

– Нет. Я Дима Соловей. Автор и исполнитель.

Гумилев нахмурился и обратился ко мне:

– Бредит, что ли?

Мне оставалось только пожать плечами. Убийца, представившийся Димой Соловьем, выглядел довольно жалко. Разбитая физиономия, бегающий взгляд, слежавшиеся волосы. Когда-то они, видимо, были уложены в хорошую прическу, но сейчас от нее остались одни воспоминания.

– Зачем вам понадобилось убивать философа? – спросил я. – Кто вас послал?

Возможно, вопросы были лишними. Не исключено, что Гумилев знал ответы на них, но всегда полезно выслушать информацию из первых рук.

– Мои продюсеры, – ответил Соловей. – Они рассчитали, что это поднимет мою популярность.

– И вы согласились? – брезгливо поинтересовался Николай Степанович.

– А что? – огрызнулся Соловей. – Сами вы кто такие? Мне сказали, что философ живет на помойке один. А тут охрана – два жлоба, гранаты кидают, допрашивают… Я, может, имею право на адвоката!

– Сам ты жлоб, – отчего-то обиделся я.

– Продолжайте, продолжайте, – усмехнулся Гумилев. – Значит, жизнь к вам несправедлива?

– Еще бы! Я знаменитый на всю страну певец, а сейчас в меня гнилыми помидорами кидают. Но я никого не убивал! Вот! Вы сами его пришили… Хотя нет, конечно… Про меня ведь должны узнать, что это я его грохнул! Так что запишите! Застрелил из немецкого автомата как пособника фашистов!

– Запишем, – вздохнул Гумилев. – Стало быть, вы решили убить Ницше, чтобы прославиться? По совету продюсеров?

– Да. То есть нет! Я из идейных соображений.

– Да бросьте вы глупости говорить… И кто эти продюсеры?

– Немцы.

– Надо выяснить, что за немцы, – протянул поэт.

– Да простые немцы, – бросил Соловей. – Один негр, другой араб.

– Все-таки бредит, – констатировал я.

– Нет, сейчас такое действительно случается, – после небольшой паузы отозвался Гумилев. – Кстати, вы знаете немецкий?

Земля под нами уже превратилась в шар, челнок мчался в просторах космоса, а невесомость не наступала. Значит, шли мы по-прежнему с ускорением.