Гумилев хмыкнул. Резкое движение, смысла которого я сначала не осознал, бросок, взрыв, от которого сразу заложило уши. Поэт швырнул в наступающего врага гранату! И откуда она у него взялась?

Небольшое промедление, и Николай Степанович поднялся, побежал вперед. Прямо скажем, смысла в этом никакого не было, но я рванулся следом. Мы перепрыгнули через распростертое на земле тело, обогнули озадаченного робота-уборщика и увидели на земле Ницше. Он лежал не шевелясь.

– Мертв! – раздосадованно бросил Гумилев. – А я все же надеялся… Сейчас примчатся полицейские роботы. Хватаем убийцу и уходим!

– Зачем?

– Так надо!

Чем нам могли помешать полицейские роботы, я не понял, но решил подчиниться поэту. Он между тем бросился обратно, к телу убийцы. Оказалось, тот был всего лишь оглушен. Молодой парень довольно приятной наружности тихо мычал и пытался подняться. Из носа и ушей его текла кровь.

– Кто такой? – закричал Гумилев. – Есть сообщники?

– Я один, – прошептал убийца.

– Встать! Вперед!

Вдвоем мы вздернули контуженого на ноги и поволокли к космолету. Тот запинался и постоянно пытался упасть.

Люк космического аппарата со стороны, противоположной городу, оказался открыт. Гумилев втолкнул внутрь пленника, забрался в аппарат сам. Я помедлил секунду и втиснулся следом.

– Уверены? – спросил Николай Степанович.

– В чем?

– В том, что хотите ввязаться в такую авантюру. Корабль принесет нас к тем, кто послал убийцу. К тому же нас могут взорвать прямо в космосе.

Как быстро соображал поэт! Или он предвидел такое развитие событий заранее? Потому и явился сюда с палаткой и винтовкой?

– Сейчас ведь не умирают навсегда, – заметил я.

– Действительно, – согласился Николай Степанович. – Но нас могут взять в плен – это гораздо хуже.

– Рискнем. Только у меня нет никакого оружия. Автомат этого парня остался на земле…

Крышка люка плавно встала на место. В салоне космолета включилась мягкая подсветка. На стенах проступили подобия иллюминаторов – экраны с видом из космолета. Изображение на них дернулось и исчезло – мы стартовали в черное небо, опередив возможную погоню. Перегрузок не чувствовалось, аппарат лишь немного качнуло.

– Вот так, – хмыкнул Гумилев. – Не думал, что у нас получится. Но Фридриха Вильгельма мы потеряли. Большой минус.

– Почему же его не охраняли как следует? – спросил я.

– Демократия, – безразлично бросил поэт. Он подошел к пульту управления и вглядывался в показания приборов. По задумчивому виду Николая Степановича нельзя было сказать, что он многое понимал. Он уселся в кресло и принялся вглядываться в разноцветные картинки на трех больших мониторах.

– Ницше реально большая шишка? – поинтересовался наш пленник.

Гумилев с интересом посмотрел на него, но не ответил.

Когда Соловей, обрадованный тем, что занятия закончились, а дело жизни близится, покатился собирать вещи и обедать перед дальней дорогой, Хонгр испытал небывалое облегчение. Что может быть нелепее: два человека, посвятившие жизнь революции, и напыщенный клоун, который только и думает, как ему утвердиться в жизни? Причем и утвердиться-то он хочет вздорно, глупо: купить какой-нибудь бесполезный и дорогой автомобиль, одеться в дурацкие одежды и шокировать публику одним своим видом. Зачем? Да просто он не знает, как по-другому. Страдает комплексом неполноценности и пытается реализовать свои убогие мечты.

– Зигфрид доложил, что ты не в курсе операции, для которой готовишь парня, – сказал Че.

– Да.

– Тогда я должен сказать, чтобы не возникло недоразумений. Его послали убить Ницше.

Хонгр задумался.

– А какой в этом смысл?

– Как всегда, акция имеет несколько целей, – отозвался Че. – Самому парню объяснили, что, убив Ницше, он станет знаменит, как тот сумасшедший, который застрелил Леннона. Я, правда, не помню, как его звали, но мы ведь в курсе его существования?

Хонгр проконсультировался с искусственным интеллектом имплантатов и выяснил, что Леннон – известный музыкант двадцатого века, застреленный поклонником по имени Марк Чэпмен.

– Кроме того, мы продемонстрируем обществу, что жаждущие наживы ничтожества куда более опасны, чем идейные борцы, – продолжил Че. – И вырвем Фридриха Ницше из того болота, куда он загнал себя сам. Комбинация многоходовая.

– А куда он себя загнал? – поинтересовался Хонгр. Ему не нужно было обращаться к справочникам, чтобы узнать, кто такой Ницше, однако о том, что древний немецкий философ воскрешен, он понятия не имел.