Байрон внимательно осмотрел машину, но ничего не заметил. Он помог матери встать, и она тут же повернулась к «Ягуару» спиной, словно не могла больше на него смотреть. Лицо ее совсем побелело, в глазах стоял ужас. Байрон просто не знал, что делать. А вдруг она заболела?

Он опустился на колени и, опираясь на пальцы, которые тут же утонули в крупном песке на обочине, хорошенько вгляделся в то место на корпусе, куда только что смотрела мать. От машины пахло разогретым маслом и бензином. Ничего особенного Байрон так и не видел и уже готов был рассмеяться и сказать матери, что тревожиться больше не стоит, когда заметил улику. Улику! Сердце сразу забилось так сильно, словно кто-то нетерпеливый забарабанил в дверь, требуя его выпустить. И, похоже, нетерпеливый был не один, и все они барабанили кулаками по его внутренностям, так что ему пришлось наклониться еще ниже, к самому колесу. Он неотрывно смотрел на колпак.

– Быстро полезай в машину, – прошептала мать. – Быстрей!

Да, улика была там, на колпаке. Крошечная вмятинка чуть выше выгравированной эмблемы «Ягуара». Совсем ерундовая. Ее легко было принять за простую шероховатость на металле, за заусеницу или просто комок грязи. И как это он мог ее пропустить? Около вмятинки виднелись следы красной краски. А ведь у девочки был красный велосипед!

Крохотный клочок облачка, мчащегося по небу, вдребезги разбивает фарфоровую тарелку луны. Ветки вечнозеленых растений гремят, как пластмассовые. Надвигается ливень. Джим осторожно пробирается к своему домику на колесах. Он не узнает звука собственных шагов. Слышит только стук костылей по тротуару да шарканье закованной в гипс ноги, которую ему на каждом шагу приходится медленно подтягивать. В кармане у него тяжеленький флакон с болеутоляющими таблетками. А ступни своей он больше не чувствует – это уже и не ступня вовсе, а какой-то кирпич. Голубой кирпич.

Занавески на окнах задернуты, чтобы в дом не заглядывала тьма, чтобы не видеть эту мрачную пустошь и таких отщепенцев, как он, Джим.

Сегодня вечером произошло кое-что важное. Не просто несчастный случай. Случившееся словно взрезало пространство, отделявшее прошлое от настоящего. И Джиму жаль, что сейчас он не в «Бесли Хилл», не в знакомой постели, не среди других пациентов, которые вечно напяливают чужие пижамы. Ему сейчас очень хотелось, чтобы еду всегда приносили в одно и то же время, чтобы сестры заботились о нем и давали ему лекарства. Но больше всего ему хотелось напрочь освободить голову от всяких мыслей и уснуть.

Но он знает, что ничего этого уже не будет. Обрывки воспоминаний проносятся у него в голове, они обрушиваются на него, как удары. Где-то там, за микрорайоном Кренхем-вилледж, за пустошью, находятся потерянные годы, потерянные люди и все остальное. Он вспоминает смущенный взгляд Айлин, вспоминает мальчика, который когда-то был его другом. Вспоминает мост над прудом и те две секунды, с которых все и началось.

Боль в ступне – ничто по сравнению с другой, внутренней, болью. С той раной, что глубоко в душе. Прошлое не вернуть и ничем не искупить. Ошибки, которые ты совершил когда-то, навсегда остаются с тобой.

Теперь он всю ночь будет совершать свои ритуалы. И даже если ему покажется, что уже достаточно, он будет продолжать и завтра, причем весь процесс нужно начать с самого начала. И послезавтра. И послепослезавтра, и на следующий день… Джим вытаскивает из кармана ключ, и на мгновение бронзовый брелок вспыхивает отраженным светом.

И тут начинается настоящий грозовой ливень. Дождь молотит по тротуарам Кренхем-вилледж, по мусорным бакам, по шиферным крышам домов и по его домику на колесах. Джим медленно продвигается к дому. «Все, что угодно, – думает он, – все, что угодно, было бы лучше того, что ждет меня впереди».

– Это была ужасная ошибка.

Когда Байрон, наконец, рассказал все Джеймсу, лицо друга моментально утратило даже те жалкие краски, которые на нем еще были. Он очень внимательно выслушал историю, как девочка ринулась к дороге в тот самый момент, когда были прибавлены секунды, и брови его так сурово сдвинулись на переносице, что между ними образовалась глубокая морщина, будто прорезанная ножом. А когда Байрон дошел до того, как он пытался сохранить тайну и как ему это не удалось, Джеймс принялся так терзать свою непослушную челку, что в итоге завязал ее в петлю. Потом он долго сидел, уронив голову на руки, и Байрону даже показалось, что зря он, наверное, попросил друга о помощи.

– Но скажи, Байрон, что вам понадобилось на Дигби-роуд? – спросил, наконец, Джеймс. – Разве твоя мама не знает, что там опасно? Там однажды человеку колени прострелили. Там в некоторых домах даже туалета нет!

– Вряд ли в тот момент мама об этом думала. И потом, она сказала, что и раньше там бывала.

– Просто не понимаю, как такое могло случиться! Она ведь очень осторожно водит машину. Я не раз за ней наблюдал. Кое-кто из матерей водит просто отвратительно. Миссис Уоткинс, например. Честно говоря, она за рулем просто опасна. Но твоя мама водит совсем не так. Кстати, как она себя чувствует?