Или, быть может, поговорить с ней о Гагарине, рассказать, как первый человек полетел в космос? А вдруг ей это будет неинтересно? Она наверняка уже встречалась с умными мужчинами, которые уверены, что можно привлечь к себе внимание женщины одними лишь знаниями, и великая любовь гарантирована. А может, пуститься в объяснения закона, направляющего человека в космос, туда, где гравитация уже не так важна? Или лучше все-таки рассказать о Гагарине? Любовь сжигает столько же энергии, сколько космический корабль, устремляющийся к небу. А чувства влюбленных освобождают их от вздора и банальностей, таких как гравитация.

Когда речь идет о любви, один знак никогда не обманывает: ветер, пролетающий над бедным кварталом, сквозь скрежет железных крыш доносит голос, который шепчет: «Я тебя люблю». И он действительно нас любит, раз мы его слышим, даже если эти слова не были произнесены. Ведь в любви нет ничего реального, подумал я. Она словно цифра, заключающая в себе все другие цифры. И поскольку цифры не существуют в реальности, любовной цифры тоже нет. Однако любовь есть. Мне кажется, между нами все случилось той молчаливой ночью в баре отеля, и все, что последовало за этим, уже содержалось в той самой ночи. Как для Мисо и Сенки, которые так часто встречались в течение десятков лет: все это потраченное время должно было превратиться в нашу любовь.

Мой взгляд опустился к полу и наткнулся на ноги Майи. «Если бы у Королевства Югославия были такие ножки, оно бы продержалось гораздо дольше!» — бросил водитель Майе, когда она поднималась в автобус, чтобы отправиться из Косева в центр города. Этот шофер-монархист был прав. Но такое легко бросить мимоходом. Тайна кроется в ответе на вопрос: как завязать общение? Сказать что-то остроумное, но что потом? Необходимо найти какую-нибудь историю!

В лабиринтах моей памяти всплыла статья из астрономического журнала «Галактика». Там описывалось, как Гагарин полетел в космос. Рассказать ей об этом? Они очень хорошо все объяснили. Сила отрыва, выталкивающая космонавта в воздух, возникает благодаря изменению давления. Мотор заставляет вращаться двигатели под крыльями летательного аппарата, и это создает более сильное давление, чем над крыльями. Будет ли это интересно Майе? Или же я буду похож на всех тех, кто уже пытался сблизиться с ней при помощи темы «пилот самолета»? Возможно, следует начать с этого, а закончить тем, что два тела с разной температурой стремятся соединиться в пространстве. Она поднимет меня на смех. Но в конце концов, почему бы и нет? Смех — первый шаг навстречу друг другу. Только что делать, если она воспримет все серьезно и захочет развить тему? Что делать, если окажется, что она разбирается в физике лучше меня? «Молчи», — сказал я себе и почувствовал себя этаким Микки Маусом, который, отправившись на поиски большого куска эмментальского сыра, неосмотрительно угодил в ловушку: я стонал на полу и видел, как Майя и ей подобные превращают мужчин в домашних мышей. И этого им недостаточно. Не успев перешагнуть порог, чтобы отправиться за покупками в бакалею за углом, они требуют от мужчин переодеться в шкуру льва, готового к прыжку. И неважно, предстоит ли тем браниться с кассиршей магазина из-за того, что она нагрубила вашей супруге, или сражаться с целым миром. Что интересно, сочетание этих двух образов просто обязательно. Если вы только мышь или только лев, это им не нравится. «Что же мне делать?» — терзался я вопросом. В мгновение ока я сбросил с себя шкурку мыши, которую на секунду примерил, чтобы снова стать самим собой.

Адам и Ева в итоге упали со своей ветки из-за яблока. Но вовсе не на землю Эдемского сада. Если стулья отеля «Белград» были веткой райского дерева, для меня не оставалось сомнений, что асфальт Нью-Йорка был землей ада. Какое проклятие карает человека! Теперь я абсолютно уверен, что Господь думал о Нью-Йорке, когда наказывал Адама и Еву. Тем не менее у меня еще не было ответа по поводу дешевого балканского отеля: был ли он раем? Разумеется, да! По той простой причине, что невозможно так влюбиться за пределами Эдемского сада.

Мы вышли из бара отеля, безмятежная ночь благоухала ароматами, и я совершил преступление. Я сказал Майе, что у меня есть подружка. Я так и не понял, было ли это тактическим ходом или следствием страха пропасть в объятиях такой женщины. Позже многие женщины, считавшие, что поймали свой шанс с растрепанным артистом, оставались ни с чем. Я лгал ей, выражая сожаление, что наше приключение закончится этим же вечером, хотя было очевидно, что у истории будет продолжение. Мисо и Сенко не для того столько раз поднимались по аллее Косева, чтобы мы позволили этой сараевской ночи затеряться в волнах Миляцки.

Райское дерево, которое я представлял, пока мы сидели в отеле «Белград», в итоге треснуло. Ветка сломалась. Первородный грех действительно привел нас в Нью-Йорк! Разве что приземление было мягким. Не было никакого падения. В этот город с дьявольской энергией мы ступили в 1988 году, высадившись из «Боинга» JAT, — мы с Майей и наши дети: дочь Дуня и сын Стрибор, — после того как я получил должность преподавателя на отделении кинематографии Колумбийского университета. Когда мы покидали Югославию, по телевидению начали транслировать начало распада нашей страны. «Йогуртовая революция» [30] отменила автономию провинции Воеводина.

В 1974 году я окончательно покинул квартиру моих родителей. В том же году была принята новая конституция Югославии, которая давала больше автономии Хорватии, чем Сербии. Это был первый акт ослабления объединенного государства южных славян, и значение слова «политика» на Балканах становилось мне все понятнее. Националистические требования «хорватской весны» [31] , которые были восприняты в 1971 году как враждебный акт, отныне фигурировали в новой югославской конституции.