Однако все обошлось мирно – получив свое вино, солдаты исчезли. Несколько дней спустя, по просьбе Даниэльсона, Маргарета Бауэр отправилась в здание миссии на улице Гийопар, чтобы посмотреть, что там происходит. Дойдя до миссии, она обнаружила полное разорение. Берг ушел в Пешт, но фон Мезеи был на месте. Первым делом Бауэр занялась уничтожением “оставшихся зашифрованных документов, досье, списков и прочих касающихся евреев бумаг, печатей и т. д.” Через несколько дней советский охранник заявил, что у него приказ искать “важные документы”, в результате чего были вскрыты чемоданы, хранившиеся в подвале, и начался “братский раздел найденной там одежды, новых сапог, белья, больших и малых серебряных изделий и т. д. между прислугой и русским охранником”. Неделей позже они пришли и ограбили миссию еще раз, причем оставшиеся чемоданы (18 штук) и ковры были увезены на трех грузовиках. Новый, еще более основательный обыск был произведен в первых числах марта, и тогда в вентиляционном отверстии котельной нашли множество украденных и спрятанных охранником ценных вещей: швейцарские франки, доллары и пенгё, ювелирные драгоценности, в том числе 78 бриллиантов, четыре пары золотых часов, пять бриллиантовых перстней, золотые браслеты и наполеондоры. Все это русские конфисковали, выдав Маргарете Бауэр квитанцию. Бауэр также несколько раз допрашивали о “деятельности миссии вообще, о деятельности, связанной с евреями, об изготовлении миссией охранных писем для венгров-неевреев, работе посланника и т. д.”

Двадатого или двадцать первого февраля советские военные власти забрали Ивана Даниэльсона из разбомбленного дворца графа Эстерхази. “Они пришли за мной, – вспоминала Маргарета Бауэр слова посланника. – Не знаю, то ли я у них в плену, то ли меня берут под охрану”. Знакомая формулировка.

На самом деле это Пер Ангер попросил русских найти Даниэльсона. На грузовике его доставили в Дунавече, где уже находились Ангер, Карлсон и Экмарк. В тот же день туда привезли и фон Мезеи. “Золотая клетка” – так характеризовал Даниэльсон деревушку, в которой оказались он сам и другие сотрудники миссии. Маргарета Бауэр предпочла остаться в помещении миссии.

“То, что главу миссии и, вероятно, прочих мужчин увезли, может быть мерой обеспечения их безопасности, поскольку на самом деле даже дипломат нейтральной страны не пользуется ни малейшей защитой ни дома, ни на улице, – писал Ларс Берг посланнику Швеции в Бухаресте Патрику Ройтерсвэрду. – Однако это может быть и мерой серьезного политического характера, которая в будущем способна привести к принудительной отправке персонала миссии домой”. Именно на фоне этого хаоса и анархии следует рассматривать исчезновение Валленберга: в те зимние месяцы никто ни о чем не мог сказать ничего определенного.

В середине марта пленникам в “золотой клетке” объявили, что их отправят домой в Швецию через Румынию и Советский Союз. Берг оказался прав, миссия подлежала принудительной эвакуации. После переговоров сотрудникам разрешили в сопровождении советских солдат съездить в Будапешт и забрать вещи из миссии, а также взять с собой коллег с улицы Уллёй. “Будапешт, представший нашим глазам, был угрюм, – вспоминал Ангер. – Ни одного целого дома на всем пути нашего следования через город. Б'oльшая часть Буды лежала в руинах, и русские повсюду привлекли гражданское население к работам по расчистке улиц. Русские инженерные службы построили деревянный мост через Дунай на месте старого моста Маргареты и украсили его огромными портретами Сталина и Молотова”.

В мае 1945 года газета Se опубликовала фоторепортаж о судьбе шведской миссии в Будапеште. Он не был подписан, но его автором был Ларс Берг, ему же принадлежат и фотографии.

В здании Красного Креста на улице Уллёй 14 марта оказались Ларс Берг и Маргарета Бауэр, а также супруги Лангле с Астой Нильсон. Никто не знал местонахождение Валленберга. В первых числах февраля Лангле уже сообщил в МИД, что Валленберг находится “вне досягаемости” начиная с 16 января, когда он, согласно рассказам очевидцев, “выехал из города с целью, неизвестной даже его ближайшим сотрудникам”. В конце марта Лангле передал новую информацию, более конкретную, но также и более зловещую: Валленберга “в последний раз видел 17 или 18 января один из его подчиненных, которому тот сообщил, что его увозят на машине русские, и ему неизвестно, как гостя или как пленника”. В том же письме Лангле позволил себе некоторые размышления по поводу судьбы Валленберга: “Каких-либо доказательств того, что в ходе этой поездки он был убит, нет. С другой стороны, никто из русских властей, с которыми я имел дело, по-видимому, ничего не знает о такой поездке, и поэтому, возможно, он угодил в лапы переодетых нилашистов, и в таком случае можно опасаться самого худшего”.

Ночь члены миссии провели на улице Уллёй. Рано утром 15 марта на грузовике с прицепом их перевезли в Дунавече, откуда пять дней спустя началось их путешествие в Швецию. В группу помимо сотрудников миссии и Асты Нильсон входили Бела Фени, венгерский бизнесмен со шведским гражданством, с супругой и двумя детьми, некая госпожа Бурде и польский переводчик Маргель. Супруги Лангле предпочли остаться в Будапеште, поскольку Вальдемар еще не оправился от последствий воспаления легких. Лангле приехали домой несколькими месяцами позже.

К тому моменту, когда члены шведской миссии выехали из Венгрии, Валленберг уже в течение пяти недель находился в Москве. В тюремной регистрационной карточке Лубянки значится, что он является “военнопленным” и что он “прибыл 6/2 1945 из Будапешта в рас [поряжение] Главного Управления контрразведки СМЕРШ”. В графе “Профессия (специальность)” написано: “Дипломатич[еский] надсмотр[щик]” – необычное определение, свидетельствующее о том, что не было уверенности в профессиональном статусе заключенного. Графа “Характер преступления” в карточке не заполнена.

Лубянка была следственной тюрьмой, то есть тюрьмой, где заключенный находится в ожидании суда, а не отбывает свой срок. Сюда доставляли особо важных заключенных. До Революции 1917 года здание принадлежало страховой компании “Россия”, но после национализации она превратилась в штаб ЧК. На самом деле это комплекс зданий с внутренним двором, где когда-то была гостиница, принадлежавшая страховой компании. Ее превратили в тюрьму (“внутреннюю тюрьму”) с 115 камерами, в которых могло содержаться до 500 заключенных. Поскольку здание в свое время было гостиницей, камеры отличались некоторым комфортом – например, там было центральное отопление, паркетные полы и настоящие кровати. Место для прогулок было устроено на крыше, но вид закрывали высокие стены. В подвалах находились помещения, специально приспособленные для пыток и расстрелов. Один заключенный, сидевший там приблизительно в то же время, что и Валленберг, рассказывал: “Во внутренней тюрьме Лубянки были паркетные полы и чистое белье – и одновременно пыточные камеры. […] Были камеры, в которых батареи раскалялись докрасна, и заключенные падали в обморок от теплового удара, или же температура, наоборот, понижалась до нулевой отметки”.