Но одно свидетельство о чувствах Рауля в отношении увиденного им в Берлине есть. В это время, осенью 1938 года, он встречался с Вивекой Линдфорс. Она вспоминает, как он после вечера, проведенного на танцах, привел ее в контору деда. Она подумала, что он решил ее соблазнить, но вместо этого он принялся “с жаром рассказывать ей про евреев, Германию и ужасы, которые он, очевидно, наблюдал”. Она помнит, что ее первой мыслью было: “Он вспоминает все это только затем, чтобы я его пожалела и упала ему в объятия”. Достоверность свидетельства Вивеки Линдфорс ставилась под сомнение, но, поскольку они встречались в 1938 году, а не в 1937-м (как она сама вспомнила), “ужасы, которые он, очевидно, наблюдал” следует отнести к его впечатлениям от Берлина. Той же осенью Рауль попросил консула в Претории Февреля выяснить возможность для одного немецкого инженера, противника Гитлера, получить работу в Южной Африке. Это тоже показывает, что Рауль был далеко не безразличен к ситуации в Германии.

Как известно, Рауль был евреем на одну шестнадцатую часть. Ощущал ли он себя евреем? Как вспоминала сестра Рауля Нина, дома никогда не говорили о еврейских корнях семьи, но “не потому, что мама хотела их скрыть… а потому, что наш еврейский предок был так далек от нас по времени, и никто из его потомков не воспитывался в еврейской традиции”. Это верно, семья Бенедикс, переселившаяся в Швецию из Германии в 1793 году, немедленно перешла в христианство и интегрировалась в шведское общество. Нина не обращала внимания на свое отчасти еврейское происхождение до 1930-х годов, когда Май Ниссер собралась замуж за Энцо фон Плауэна и нацисты “провели исследование ее происхождения”, что “породило множество разговоров в семье”. Но с Раулем было по-другому. Во время прохождения военной службы в 1930 году он с гордостью говорил Ингемару Хедениусу о своей принадлежности к евреям: “Такой человек, как я, Валленберг и одновременно наполовину еврей, непобедим”. У Хедениуса создалось впечатление, что Рауль “несколько” преувеличивает. Так и было, и не только в разговоре с Хедениусом. В телеграмме Хершеля Джонсона министру иностранных дел Халлу от 1 июля 1944 года американский посол в Стокгольме сообщил, что Рауль заявил ему, что он наполовину еврей. Значит, и в разговоре с Джонсоном преувеличил степень своей еврейскости, зная, как обстоит дело на самом деле. Сделал он это, надо думать, из желания подчеркнуть, что именно он – тот человек, который способен “оказывать эффективную помощь и спасать жизни”.

Через два месяца после немецкой оккупации Венгрии начались массовые депортации еврейского населения страны. Очень скоро о них стало известно миру. Важным источником информации стал шведский посланник Иван Даниэльсон, все время славший отчеты в МИД в Стокгольме о преследованиях евреев. Преследования в начале мая “стали принимать колоссальные масштабы и все более отвратительные формы”. 26 мая Даниэльсон подробно сообщил о новых распоряжениях, “имевших целью лишить еврейское население практически всех естественных прав членов общества”. Этот материал Буэман передал Хершелю Джонсону после их встречи 9 июня.

Следующий объемный отчет Даниэльсона датирован 24 июня и дополнен четырьмя пространными приложениями: 1) отчет о задержаниях и депортациях евреев Венгрии, составленный юденратом Будапешта; 2) так называемые протоколы Освенцима – рассказ двух словацких евреев об условиях содержания в Аушвице; 3) доклад юденрата, составленный по этим протоколам; 4) рассказ венгерской еврейки о том, как ей удалось убежать из Аушвица. Первый документ содержит подробную статистику: названия сел и городов, количество депортированных венгерских евреев. С 15 ма я по 10 июня было депортировано 335 тыс. евреев. Это означало, что 36 венгерских малых городов были очищены от евреев (стали judenrein) менее чем за месяц. В “Протоколах Освенцима” говорится об условиях в Аушвице и применении газовых камер. Эта информация также была передана Буэманом Хершелю Джонсону с комментарием, что она “так ужасна, что в нее трудно поверить, и нет слов, чтобы ее описать”.

В тот момент депортации еще не коснулись еврейского населения Будапешта, составлявшего около четверти миллиона человек. Но это был лишь вопрос времени. “Чтобы избежать огласки, которую должно вызвать депортирование среди бела дня 1/4 миллиона людей, по всей видимости, планируется забирать евреев Будапешта в ночное время и удалять их из города в порядке либо интернирования, либо депортирования”, – писал Даниэльсон в отчете. И далее:

Существовало несколько планов геттоизации. В июне еврейское население Будапешта стали насильственно переселять в “еврейские дома”, находящихся в разных местах города. Насильственное переселение дополнялось новыми предписаниями: евреям разрешалось покидать свои дома не более чем на три часа в день, с 14 до 17 часов, им не разрешалось принимать гостей или вести разговоры через окно, выходящее на улицу (!), в трамвае им позволялось занимать места только в последнем вагоне и т. д. (хотя последний запрет не был регламентирован специальным законом, как в Варшавском гетто).

Насильственное переселение осуществлялось по приказу статс-секретаря Министерства внутренних дел Ласло Эндре, свирепого антисемита, вместе со своим коллегой по министерству Ласло Баки возглавлявшего работу по очищению Венгрии от евреев. 3 мая был выпущен приказ о выявлении и регистрации домов и квартир, населенных евреями. С помощью информации, содержащейся в Центральном статистическом бюро Венгрии, приказ был выполнен за месяц. Как писала пропагандистская пресса, результаты показали, что евреи занимали 47 978 комнат в 21 250 квартирах, в то время как оставшиеся 80 % населения довольствовались 70 197 комнатами в 32 224 квартирах. Дома, в которых должны были сосредоточиться евреи, выбирались по разным критериям: по числу евреев, проживающих в них (дом, в котором оказывалось около 50 % жильцов-евреев, объявлялся “еврейским домом”), в зависимости от местоположения и состояния дома, а также социального происхождения и влиятельности квартиросъемщиков-христиан. Но в “еврейских домах” жили не одни евреи. В них оставалось около 12 тыс. христиан, далеко не все из которых с восторгом отнеслись к новым соседям. Однако многие стали помогать евреям, в частности тем, что ходили за покупками и выполняли по их просьбе другие поручения в часы, когда евреям было запрещено выходить на улицу.

Акция переселения началась 16 июня и завершилась восемь дней спустя. Многие жители еврейского происхождения раньше жили в просторных квартирах, а теперь были вынуждены тесниться на гораздо меньшей площади: ни одна семья независимо от ее величины не имела права более чем на две комнаты. Рядом с входной дверью дома или над ней прикреплялась желтая звезда Давида диаметром 30 см на черном фоне. Последним днем переселения, 24 июня, была суббота. “Будапешт выглядел как город во время высылки в Средневековье, – пишет виднейший историк венгерского еврейства Рэндольф Брэм, – тысячи евреев во всех районах города шли к выделенным для них комнатам в домах с желтыми звездами, а свои пожитки везли на лошади на телегах или тащили их на ручных тележках, тачках и даже на спине”.