Выйти из трудного положения было решено оговорив объем понятия «лояльность», который должен был, по мнению митрополита Евлогия, означать лишь аполитичность, но отнюдь не подчиненность советской власти. Это удовлетворило часть паствы, хотя некоторые из влиятельных эмигрантских деятелей (например, барон Врангель) стояли за разрыв с Москвой.

Митрополит Евлогий в своем ответе митрополиту Сергию от 12 сентября 1927 г. уверял, что не допустит превращения церковного амвона в политическую трибуну, и вместе с тем просил «не отторгать» его и паству «от спасительного лона… родной Русской Церкви» [214] . В другом письме, датированном этим же числом, митрополит Евлогий решается посвятить митрополита Сергия в сущность его конфликта с митрополитом Антонием (Храповицким) и просить его вынести свое суждение по ряду принципиальных вопросов, в частности о полномочиях Архиерейского Собора Русской Православной Церкви за границей [215] , сопровождая письма соответствующими документами.

Несмотря на суровые письма из Москвы, митрополит Евлогий не оставлял надежды получить от митрополита Сергия поддержку в конфликте с Архиерейским Синодом, запретившим митрополита Евлогия в священнослужении и отстранившим от управления вверенными ему церквами [216] , прося вмешательства сверху и подчеркивая свою каноническую подчиненность митрополиту Сергию и Временному Патриаршему Синоду (письмо от 29 октября 1927 г.).

Однако нажим Москвы становился все более тяжелым. 4 января 1928 г. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя потребовал от Высокопреосвященнейшего Евлогия объяснение по поводу панихиды по «жертвам революции», отслуженной по инициативе некоторых членов епархиального управления 23 октября 1927 г., что было расценено в Москве как политическая демонстрация. В связи с этим митрополиту Евлогию предлагалось сформулировать требование о лояльности в выражениях, гарантирующих от подобных случаев в дальнейшем, а также прислать списки тех, кто дал подписку о лояльности [217] .

Митрополит Евлогий был вынужден написать в свое оправдание, что по просьбе родственников почивших он совершил обычное богослужение. Список духовенства, давшего подписку, был послан в Москву.

В ответ последовало постановление Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия и Временного при нем Патриаршего Синода от 28 мая 1928 г., в котором подтверждалось административно-каноническое подчинение Московской Патриархии митрополита Евлогия и давших подписку священнослужителей, возглавление митрополитом Евлогием русских приходов в Западной Европе и упразднение Карловацкого Синода, распоряжения которого отменялись [218] .

При выполнении требования Москвы снова возникли большие трудности. «Не могу скрыть от Вашего Высокопреосвященства, – писал митрополит Евлогий 10 сентября 1928 г. митрополиту Сергию, – насколько трудно в условиях эмигрантской жизни отстаивать эту позицию. Наши искренние стремления к тому, чтобы сохранить неразрывную связь и полное единение с Матерью-Церковью, с подчинением Вам истолковываются в смысле подчинения неприемлемой для нас советской власти только потому, что нам вновь было предъявлено требование выражения “лояльности” по отношению к этой власти» [219] . Чтобы решить эту проблему, митрополит Евлогий настаивал на предоставлении зарубежной Церкви «права известной самостоятельности или автономии во внутреннем ее управлении» [220] .

Несмотря на все старания Высокопреосвященнейшего Евлогия сохранять мирные отношения с Московской Патриархией, в его адрес постоянно шли упреки в политических выступлениях под видом церковных священнодействий. Событие, которое вызвало новый протест из Москвы, – панихида по Ф. К. фон Мекку, П. А. Пальчинском и А. Ф. Величко [221] , расстрелянных Советской властью в 1928–1929 гг. по делу Промпартии.

«Каждое мое неосторожное слово, – писал Управляющий русскими церквами, – подвергалось в Москве критике и осуждению. В течение трех лет между митрополитом Сергием и мною поддерживалась тягостная, безрезультатная полемика. Митрополит укорял меня за нарушение данного ему слова о невмешательстве в политику, а я обвинения опровергал, разъясняя, почему то или иное мое выступление нельзя назвать политическим – надо назвать молитвенно-церковным и религиозно-нравственным пастырским воздействием на паству, от которого ни я, ни мое духовенство никогда не отказывались и отказаться не можем. Свою позицию я разъяснял и моей пастве» [222] .

Осуществляя нелегкий труд по управлению западноевропейскими церквами, митрополит Евлогий был вынужден постоянно согласовывать претензии из Москвы с требованиями своей паствы, что было почти невозможно. При этом он постоянно подвергался жесткой критике Карловацкого Синода.

Очевидно, что так не могло длиться долго. Гром грянул после того, как митрополит Евлогий принял участие в богослужении, устроенном по инициативе архиепископа Кентерберийского в защиту страждущей Русской Церкви. Сам митрополит Евлогий так писал об этом: «В начале поста 1930 г. архиепископ Кентерберийский пригласил меня в Лондон на однодневное моление о страждущей Русской Церкви. Я решил ехать. За нас будет молиться вся Англия, а я останусь в Париже безучастным свидетелем единодушного сочувствия всех Церквей к страждущей нашей Церкви? Невозможно! Моя совесть повелительно требовала моего участия в этих молитвах; так же, несомненно, была настроена и моя паства.

Я провел в Англии с неделю. Давно я не испытывал такого светлого чувства братской христианской любви между Церквами, какое испытал в эти незабываемые дни, когда вся церковная, верующая Англия коленопреклоненно молилась о прекращении тяжких страданий нашей Русской Православной Церкви… Политических целей я никаких в Англии не преследовал и с политическими речами нигде не выступал. Всюду, где мне приходилось говорить речи, я лишь благодарил за сочувствие, просил и впредь поддерживать нашу страдалицу Мать Церковь своими молитвами. И вот эти выступления и послужили поводом к строгому запросу из Москвы от митрополита Сергия: на каком основании Вы позволили себе разъезжать по Англии, призывая к протесту против СССР? Тут же было высказано требование свою поездку осудить и дать обязательство такого рода выступления более не повторять… Горько мне было читать эти несправедливые упреки, продиктованные внушениями советской власти, и я резко ответил митрополиту Сергию, что моление в Англии имело не политический, а религиозный характер: это был протест религиозной и вообще человеческой совести против страшных гонений на Церковь в советской России…» [223]

10 июня 1930 г. митрополит Евлогий был отстранен от управления русскими церквами в Западной Европе, которое поручалось Высокопреосвященному Владимиру (Тихоницкому). Удовлетворение требований Московского Патриархата во имя сохранения церковного единства не спасло митрополита Евлогия от разрыва с ним. Он очутился в худшем положении, чем постоянно осуждающий Владыку за компромиссы с Москвой Архиерейский Синод, отделение которого произошло по инициативе эмигрантского духовенства на базе прочно сложившейся организации – Высшего Церковного Управления Русской Православной Церкви за границей.