Под ответственностью целителя также остается поведение пациента после окончания курса терапии: необходимо убедиться, что человек без страха вступает в новую жизнь. Ведь в противном случае не исключены суицидальные настроения, несчастные случаи вследствие смятенного состояния мыслей и чувств, госпитализация с ухудшением и так далее. Если при этом будет диагностировано психическое расстройство, психотропные вещества, часто применяемые для снятия симптомов, помешают (как минимум, временно) завершению процесса исцеления. В случаях, когда возникают подобные проблемы, методику исцеления следует признать не подходящей данному пациенту. Например, некоторые пострадавшие не выдерживают лечения, если оно связано с восстановлением памяти о былых несчастьях. Простое снятие симптомов и развитие способности бороться с трудностями оказывается для них гораздо полезнее [535] .

Описанные в этой главе методики исцеления были разработаны для взрослых людей – способных взвешивать различные варианты, выбирать наиболее подходящий именно им и умеющих связно описать свои переживания и симптомы. Но многие серьезные травмы настигают людей в утробе матери, при родах и в младенчестве, когда ни речевые навыки, ни когнитивная память еще не сформированы. Именно такие травмы оказываются запертыми в глубинах человеческой души до самой зрелости. Исцеление возможно и в таком случае, но процесс этот крайне медленен и сложен.

Есть и другой выход: приниматься за лечение травмы в младенчестве – сразу после ее возникновения. Тем более что исцелению ребенка сильно помогают, казалось бы, обыденные вещи: ласковые прикосновения, убаюкивание, любящий взгляд, своевременный уход и утешение (см. главу 18). Кроме того, существует множество методов лечения – они подходят и детям, и взрослым – которые не предполагают вербального общения. Сюда относятся снятие мышечного напряжения, расслабляющий массаж, надавливание и постукивание по акупунктурным точкам. Есть и духовные (или энергетические) пути к восстановлению, когда целитель использует силу собственного сознания и энергетического поля: обволакивает ими младенца, успокаивает его и помогает высвобождению скопившейся энергии возбуждения.

Разные методики по-разному представляют конечную цель исцеления от травм. Общим для всех минимумом является избавление пациента от деструктивных эмоций, поведения и мыслей, мешающих ему вести полноценную жизнь. Многие практики содержат и экзистенциальный компонент: пострадавшим помогают понять смысл выпавших им на долю страданий и встроить это понимание в новую картину мира, сделать его частью самосознания. В рамках некоторых методик (таких немного) предпринимаются попытки трансформировать сознание пациента через преодоление травмы, помочь его самореализации, полному раскрытию заложенного потенциала. Мы убеждены, что в идеальном случае исцеление ведет к преодолению границ собственной личности и достижению высших состояний сознания, к тому, что многие духовные учителя называют просветлением. И, как мы уже писали в главе 6, именно такое лечение необходимо сейчас всем нам, чтобы вывести современную цивилизацию из кризиса, вернуть ее в лоно партнерской культуры и встать на путь развития, ведущий к «лучшему человечеству». Однако это уже скорее вопрос духовности, нежели задача психотерапии.

Столь высокая цель процесса исцеления и станет основной темой данной главы. Ведь с точки зрения наших – пусть ограниченных – знаний о травмах и их лечении, с позиций всей нашей системы ценностей, эта задача для целителя – основная. Процесс исцеления, как мы его описываем ниже, главным образом основан на достаточно известных методиках профессора Юджина Гендлина (фокусировка) и терапевта Питера Левина (соматическая терапия травмы), а также идеях Бабетты Ротшильд [536] . В их соединении формируется комплексный подход, позволяющий достигнуть слаженной работы тела, разума, эмоций и духа, что необходимо для полного раскрытия человеческого потенциала. В рамках этого подхода не предполагается достижения глубокого катарсиса или использования наркотиков – исцеление травмы осуществляется в щадящем режиме. Некоторые его приемы подходят для самостоятельной работы, но, как правило, внутреннее сопротивление травмы для этого слишком велико, и в целом процесс исцеления требует руководства специалиста, который, как минимум, сможет его ускорить и обезопасить.

Возбуждение, вызванное угрозой жизни или здоровью, подавляет эксплицитную память, которая в этот момент практически не ведет никаких записей о месте, времени и подробностях происходящего. Поэтому зачастую нам не остается ничего, кроме мощных, но смутных имплицитных образов – эмоций и ощущений. Это особенно характерно для травм, полученных во внутриутробном периоде и младенчестве, когда возможности памяти еще находятся в зачаточном состоянии. Но, несмотря на это ограничение, многие методы основаны именно на пробуждении воспоминаний о травматических событиях. Для этого используются различные приемы: беседы о событиях прошлого, гипнотерапия, в том числе регрессивный гипноз через наведение образов и управляемое дыхание и так далее. Сандра Ингерман обнаружила, что утраченные воспоминания шаман может принести больному из путешествия в поисках его души [537] . Иногда техника регрессии будто бы возвращает человека ко времени до появления на свет и даже к воспоминаниям о прошлых жизнях: известно как минимум несколько случаев, когда рассказанное пациентами совпадает с медицинскими, семейными и историческими свидетельствами [538] . Для исцеления предродовых, родовых и младенческих травм возможность доступа к воспоминаниям важна чрезвычайно. Впрочем, память о первых двух-трех годах жизни чаще всего возвращается в виде неясных ощущений без каких бы то ни было фактических подробностей.

Часто бывает и так, что пострадавшие на сеансах «вспоминают» то, чего не было на самом деле. По всей видимости, мысли о возможном исходе событий способны исказить истинные воспоминания, встроив в них вновь созданные ложные [539] . По словам терапевта психических травм Питера Левина, «динамика развития травм такова, что зачастую они могут продуцировать пугающие и причудливые „воспоминания“ о прошлом, кажущиеся вполне реальными, несмотря на свое иллюзорное происхождение» [540] . Далее он утверждает, что некоторые воспоминания, пробудившиеся на сеансах гипнотерапии – это смесь собственно воспоминаний, вполне правдивых, и неверных интерпретаций телесных ощущений и мыслительных образов. Например, «воспоминание» об изнасиловании может оказаться отражением ситуации, в которой человек почувствовал себя изнасилованным. Само же событие может оказаться дорожным происшествием, медицинской процедурой, дурным обращением в детстве или чем-то еще. С этим совпадает мнение Бабетты Ротшильд: она указывает, что в восприятии младенца медицинские обследования, установка ректального термометра и анальных свечей, хирургические вмешательства – все равно, что насилие. Поэтому она призывает и терапевтов, и пациентов воздерживаться от поспешных суждений и все выявленные воспоминания записывать в разряд подозрений, пока им не будет найдено однозначных подтверждений [541] .

Описанные искажения памяти обусловлены самим способом хранения и воспроизведения информации в человеческом мозгу. П. Левин особо подчеркивает, что любое воспоминание – это не запись на цифровом, аналоговом или бумажном носителе, а совокупность различных, хотя и связанных между собой раздражителей. Поэтому когда мозг воссоздает то или иное событие, он собирает мозаику из цветов, образов, звуков, запахов, ощущений, причем именно тех, что имеются в его распоряжении на данный момент. Каждый бит информации сам по себе, как правило, содержит достоверные данные, однако память в целом складывается из газетных статей, книг, фильмов, разговоров и снов, и травмированное сознание может использовать любую информацию, совпадающую с первоначальным событием по эмоциональной нагрузке и уровню возбуждения [542] . То же самое имеет в виду Борис Цирюльник, говоря, что наша память нам не врет, но лишь реконструирует события прошлого так, как нам самим этого хотелось бы. В результате вполне достоверные данные объединяются в «автобиографическую химеру», и именно сквозь эту призму мы и наблюдаем собственное прошлое [543] .