Камских Саша
Шрифт:
— Не в этом дело. Я хочу понять, что со мной, а с этими уколами я как в тумане все время нахожусь, — Вадим пристально смотрел на девушку; голос был слабым, но твердым. — Расскажи мне честно о моем положении, я должен это знать. Не пытайся меня обмануть, пожалуйста.
— Я не собираюсь тебя обманывать, ты уже сам, наверное, обо всем догадался, — Света вздохнула.
— У меня перелом позвоночника? Вытяжка для этого?
— Да.
— Я не чувствую нижнюю половину тела и ноги. Спинной мозг поврежден? — Вадим говорил с трудом, но настойчиво, глаза тоже требовали ответа.
Светлана молча кивнула; она ждала этих вопросов и боялась их, еще больше боялась реакции Вадима на свои ответы.
— Что еще? Говори все, как есть, не скрывай ничего, — Медведев сделал паузу и, собравшись с силами, продолжил: — Света, неизвестность хуже всего, я могу навоображать то, чего нет на самом деле.
— Перелом левого бедра, переломы костей тазового пояса, разрывы и порезы кишечника, мочевого пузыря, промежности, — перечисляла Света, не вдаваясь в детали. — Печень, поджелудочная, селезенка и почки целы, так что все не так уж плохо.
— Не так уж плохо… — с сомнением повторил Вадим. — Что за кишки из меня торчат? — он дотянулся рукой до одной из дренажных трубок.
— Это дренажи оставлены, не трогай их, пожалуйста, — Светлана убрала его руку.
— «Травмы, несовместимые с жизнью» – это про меня говорили?
— Я ничего подобного не слышала, — честно ответила Светлана. — Мало ли про кого так могли сказать, вся клиника забита под завязку – ожоговое, черепно-мозговая, сочетанная травма, да практически все отделения переполнены пострадавшими в «Атланте».
— Что там произошло? Я здесь почему? Ничего не помню.
— Произошел второй взрыв ровно в два часа. «Атлант» рухнул, тебя воздушной волной отбросило в сторону, поэтому под обломки ты не попал, но тебя придавило рекламным щитом, который раздробил бедро, да еще крючья твои альпинистские весь живот разодрали. Ты потерял много крови, потом была многочасовая операция, по кусочкам тебя пришлось собирать, — Света ободряюще посмотрела на него. — Все заживет, все срастется, не быстро, конечно, но все будет хорошо, поверь мне.
— Какое сегодня число? — после продолжительного молчания задал вопрос Вадим.
— Второе марта.
Медведев закрыл глаза. «Две недели… Две недели…» – синхронно с болью стучало в голове.
— Ребята все целы?
— Твоя группа в порядке, только мелкие травмы.
— А другие?
— Володя Устинов погиб, Миша Мухин тяжелую черепно-мозговую травму получил, здесь, в клинике, умер уже во время операции, а Кирилл Задонцев сильно обгорел, в ожоговом лежит. С разными травмами еще шесть человек из отряда лечатся, но у них полегче состояние.
Вадим скрипнул зубами, еле удержавшись от того, чтобы не выругаться, и с такой болью глянул на Свету, что у нее заныло сердце.
— Еще много пострадало?
— Около пятидесяти человек посетителей погибло, у пожарных пятеро и из милиции, по-моему, человек девять, из тех, что в оцеплении стояли и попали под обломки.
— Из-за чего все так получилось? Почему нормальные люди страдают из-за всяких психопатов? Почему гибнут наши ребята?
— Гена как-то мне сказал, что работа у вас такая.
— Работа… — Медведев в отчаянии резко дернул головой и тут же задохнулся от боли.
— Вадим, зачем мучиться? Если не хочешь укол, давай я тебя обезболю, — в голосе самой Светланы чувствовалось страдание.
— Давай, но спать я не хочу, — еле слышно прохрипел Вадим, силы у него были на исходе.
— Хорошо, только боль сниму. Постарайся слушать меня, идти за мной, — Света всегда так говорила на тренировках ребятам, но Вадим слышал от нее эту фразу один только раз, потому что избегал ее занятий.
Она положила руки ему на грудь, от них начало разливаться по всему телу легкое тепло. Медведев сосредоточился на этом ощущении и почувствовал, что боль стала уходить.
— Дим, ты бы поспал все-таки. Тебе нужно сейчас отдохнуть, — Света не убирала рук с его груди.
— Заснуть бы и не проснуться, — прошептал Медведев и, с усилием согнув руку, положил ее на Светину ладонь. — Спасибо тебе, Светлаша.
— За что?!
— За все, за правду, в первую очередь, — Вадим горько улыбнулся. — Сейчас мне все понятно. Как жить, что делать теперь?