— Удалось, Светочка, даже не сомневайся, ты – очень хороший психолог, это тебе плохой материал в виде меня попался, и то ты с ним справилась.

— Правда? — спросила Светлана с точно такими же интонациями, как полчаса назад спрашивал ее Вадим.

— Правда! — Медведев смотрел на нее влюбленными глазами.

Он почти не заметил, как съел целую тарелку и выпил компот, но вскоре его неудержимо начало клонить в сон. Пока он спал, Света часто подходила к нему. Никакие кошмары не снились Вадиму, похудевшее лицо было спокойно и даже казалось помолодевшим, хотя и здорово заросло за две с лишним недели темной жесткой щетиной.

«Неужели все обойдется?» – Светлана не решалась в это поверить, что-то препятствовало. Не очень-то много общались они за прошедший год, но девушка не только как штатный психолог часто внимательно наблюдала за командиром группы со стороны, подмечая разные черты его характера, которые, словно многоцветная мозаика, сложились в непростой узор. Свету тревожило спокойствие Вадима – не в его натуре было так спокойно принять то, что с ним случилось. Однажды выяснив все о своем состоянии сначала у нее, потом у Олега и наконец у Кленова, он больше ни разу не говорил об этом, ни о чем не спрашивал, не интересовался, как и чем его лечат. Это казалось Светлане неестественным, как бы Олег ее не успокаивал. Она подозревала, что это хладнокровие – результат психологического шока, что грядет взрыв эмоций, которые пока притуплены.

Светлана была очень близка к истине, но кое в чем ошибалась. Эмоции Вадим пригасил сам невероятным усилием воли, на какое-то время заставив себя не думать о том, что произошло. Светина любовь придавала ему силы, но и повергала в отчаяние – в выздоровление он не верил и считал, что у него нет будущего. Как архитектор он не состоялся, а ничего другого, кроме того, чем он занимался последние годы, Медведев не знал и не умел. Перспектива стать для любимой обузой на всю жизнь вызывала тоскливый ужас.

Вадим спал долго, все было спокойно. Света успевала следить и за ним, и за остальными пациентами, которым ее постоянного присутствия не требовалось. Игорь Федотов посматривал на установленные в общем зале мониторы и скучал, его вмешательство пока тоже не было нужно. С Медведевым они были знакомы с лета, но общались мало, во всяком случае, их отношения не были настолько приятельскими, чтобы просто так, без особой надобности, подойти и о чем-то поговорить. К тому же молодой врач испытывал нечто вроде робости перед командиром группы, которого в будущем прочили на место начальника отряда. Кроме того, Игорь чувствовал легкую зависть – Светлана казалась ему верхом совершенства, он с самого первого дня знакомства всеми способами старался понравиться ей, а оказалось, что она любит Медведева.

— Ладно, посиди с ним, — невесело глядя на девушку, Игорь соглашался последить за остальными пациентами. — Если что понадобится, я позову тебя.

Светлана возвращалась в бокс, проверяла состояние Вадима, ощущая без всякой аппаратуры любые изменения, и делала что-нибудь, что не могло нарушить его сон: массировала ноги, чтобы улучшить кровообращение, меняла положение подложенных валиков, чтобы не развились пролежни, следила за состоянием повязок и дренажей. Вид неподвижного и не чувствующего ничего изрезанного тела уже не вызывал в Светиной душе той резкой боли, от которой сжималось сердце, он наполнял ее желанием сделать все возможное и невозможное, чтобы поставить Вадима на ноги.

Она вспоминала, как ухаживала за полупарализованным после инсульта отцом, какими беспомощно-неумелыми были тогда ее действия. Курс медицины, поездки в больницы на практические занятия кое-что дали, но столкнувшись с болезнью отца, Света поняла, что она почти ничего не знала и не умела, к этому их не готовили. Друзья отца и, в первую очередь – Новоселовы, помогали чем могли, но помощи в ежедневном и ежечасном кропотливом уходе ждать было неоткуда, нанимать профессиональную сиделку не было денег, все скромные сбережения ушли на безуспешное лечение, а потом на похороны мамы и затем бабушки, да Светлана и не хотела, чтобы рядом с отцом вдруг оказался чужой человек, пусть даже обладающий необходимыми знаниями и опытом. Александр Григорьевич был медиком по первой специальности, паралич у него был левосторонним, поэтому речь сохранилась, и он поначалу давал дочке много полезных советов, что и как делать. Сперва Свете было невероятно тяжело, но именно необходимость ухода за отцом не дала психике разрушиться от шока, вызванного маминой болезнью и последовавшей смертью ее и бабушки.

— Ты оказалась сильнее меня, — то и дело говорил ей отец, — женщины всегда сильнее мужчин. Ты справилась со своим горем, справишься и тогда, когда меня не станет.

— Папа, не говори так! — Света закрывала глаза и затыкала уши. — Ты обязательно поправишься!

— Нет, дочка, я не встану. Извини меня, но получается так, что твою маму я люблю больше, чем тебя, потому что стремлюсь уйти вслед за ней. Прости меня, Светланка. Мне очень горько оставлять тебя одну на этом свете, такую наивную и неприспособленную к жизни. Очень хотелось выдать тебя замуж за хорошего парня, внуков понянчить, да уж не придется.

— Нет, неправда! — Света еле сдерживалась, чтобы не расплакаться от отчаяния и бессилия. — Все наладится – ты и книжку свою допишешь, и на ноги встанешь, и с внуками возиться будешь!

Александр Григорьевич пытался ее утешить:

— Может, ты и права. Как врач я давно мало что из себя представляю, могу ошибаться, как с мамой ошибся.

Профессор кафедры криминалистики и судебной медицинской экспертизы Медведев давно задумал написать книгу, которая не уступала бы знаменитому чехословацкому изданию «Медицинской криминалистики» Эдварда Кноблоха и содержала бы современные методы и приемы, применяемые экспертами при расследовании уголовных преступлений. Это стало главным, что поддерживало в нем угасавшие силы. Света понимала отца и не обижалась на него, когда он часами увлеченно говорил о своей рукописи. Она была рада, что это отвлекало его от скорбных дум о недавних утратах.